Предисловие
Неоконченное жизнеописание сибирской школы
Эта книга – итог путешествия по краю, который только сейчас, когда оно совершилось и книга написана, проявился вдруг в своём первоначальном смысле – в смысле «крайнего», «предельно воз-можного», «последней черты»…
В глазах более тёплых стран Россия всегда воспринималась как Сибирь, но для собственного отечества последняя всегда была краем, которым думали прирастать, а, на деле, убывали, пытались убрать с глаз вон, заткнуть, а оно обнаруживалось и мозолило глаза. Сибирь – это всегда нечаянное и нежданное открытие – месторож-дения, человека, школы.
Эта книга – о сибирской школе, и в смысле учебного заведения, но ещё больше – жизненного, в смысле, жизненной школы, в которой нам всем приходится пребывать, а уж что в итоге получится… Школа тут не причём, всё дело в нас. И в этом путешествии по сибирским краям и школам, в глубинке, меня интересовали не столько методики и программы, сколько люди, которые сами себе программы, хотя я знаю, что официальная педагогика с этим не согласна. Вы не найдёте тут про то, как в Сибири озабочены московскими стандартами, и про более умные краевые эксперименты – книга не о том. Она написана не сверху вниз, а скорее снизу – вбок, и на восток, на север, сколько хватит сил и возможностей, пока не тронулись великие сибирские реки, и на юг – в Саянские горы. В ней немало непредвиденного. Я не думал о связи школы с Тунгусским метеоритом или затопленными при строительстве Красноярской ГЭС деревнями, а она вот обнаруживается даже в названии книги – в виде рисунка на утёсе у затопленной деревни.
Дело прошлого, но почему-то эти деревни тревожат и сегодня. Может, потому что нас всех топят с упорством, достойным лучшего применения – испытывают войной, авариями, некомпетентностью власти, возрождением старых мифов и прежних песен.
Под гнётом происходящего может показаться, что всё утонуло – мозги, силы, надежды, и страна вместе с её школой опустилась на дно мирового океана, откуда поднять невозможно.
Между тем, это не так. Эта книга, несмотря ни на что, именно о том, что это не так, и школа Сибири тому подтверждение. Страна ещё не затоплена. Школа не закрыта. Мы на самом краю, но можем выбраться.
Как? Может быть, что-то подскажут герои книги…
Она – о маленьком человеке, он оброс двойками, а ему нужно место, чтобы отогреться. Об интеллигенте, который подобен в России верстовому столбу. О том, может ли, как выразился один из героев, свет любви и доброты проникнуть в убогий быт.
Она, в общем-то, о школе, которую можно назвать народной. Как? В начале XXI века? Но центральные власти теперь уже офици-ально, законодательно, через сонм поправок в законе, отвернулись от школы, она держится на людях, на учителях, на местном сообществе. Впрочем, так и всегда было. Как сказала одна замечательная сибирская учительница, при любом режиме я всё равно закрываю двери класса, остаюсь наедине с учениками и говорю им всё, что хочу.
Другой учитель, герой книги, заметил, что сегодня что-то инте-ресное в образовании надо искать вне государственных структур. Это не значит, что вне людей, которые в них могут работать. В соз-дании народной школы в прошлом участвовали и министры (если среди них попадались живые люди), и инспектора, и культурные бюрократы, и земские деятели. Многих из этих слоёв уже нет, а то, что есть – это современная версия народной школы.
Эта книга неоконченных, слава Богу, жизнеописаний. И она не исчерпывает того, что есть в крае, да мы к этому и не стремились. Но если читатель узнает что-то стоящее о сибирской жизни и не только, будем считать, что наше путешествие не напрасно.
Глава 1
Фритьоф Нансен, последняя любовь Колчака и вторая жена Буденного
Знакомый красноярец летел работать в Москву (как «питерцы» в правительстве, так «красноярцы» сегодня – в системе образования), а я против течения – в сибирскую провинцию. Хотя назвать Красноярск провинцией – натяжка, скорее, это один из центров, пока ещё многоцентровой – в культурном смысле страны. Когда-то такими центра России являлись университетские города с учебными округами, в девятнадцатом веке их было шесть, в двадцатом – двенадцать. Красноярск в их число не входил, тем более, Енисейск.
Последний, однако, называют «отцом сибирских городов», и с него мне посоветовали начать путешествие – почва, традиция… Я так и сделал.
ИЗ КРАСНОЯРСКА ДО ЕНИСЕЙСКА – часов пять-шесть езды. Попутчица из института повышения квалификации подарила мне свой учёный словарь древнегреческих и латинских слов, встречающихся в русском. Всю дорогу читал.
У греков – больше любви и философии. А латынь несёт «армию», «армаду», «баталию», «батарею», «дуэль», «парабеллум». Империю и виц-мундир. Гардемарин, маринад и крематорий. Впрочем, кому что нравится.
Среди имён – Ермак (Забегая вперёд – в Енисейском управлении образованием мне подарят другой словарь, сибирского (челдонского) говора.
По-моему, он здорово дополняет греко-латынь: «арестанец», «чужовка» (тюрьма), «всяко быват!», «дедушко-суседушко» (домовой), загашник, загулять (ну, загулял Ванька), заимка, кислая вода (летний паводок с гор), клящий мороз (трескучий), морозить тараканов (зимой не топить печь), мурцовки хлебнуть (горе испытать), обноситься, окосеть, попереться (быстро пойти – куда попёрся?), потёкать, «сном духом не знать, чо деется»…
На полпути «Газель» наша встала. А кругом тайга и энцефалитный клещ, о котором узнал за два дня до вылета (побегал-побегал, купил энцефалитник, ботинки серьёзные, московский инфекциолог, симпатичная такая, сказала, в мае они ножками шевелят, просыпаются – на месте, оказалось, давно проснулись, в самом разгаре размножения, только меня и дожидаются…). Посмотрел на укушенных, сильно не воодушевило. В общем, решил на рожон не лезть, ходил вокруг микроавтобуса (что оказалось ошибкой, как раз тут, у дороги, они и сидят на кустиках). На наше счастье шёл рейсовый, подобрал.
Народу в «Икарусе» немного, зашторено, поют о любви под блатную мелодию. Потихоньку двигаемся к «отцу сибирских городов» Напротив меня сидит мужичок с жёсткой бородкой и резко очерченной на фоне красной от загара шеи – белизны бритого затылка. Читает «Богослов» и тихо объясняет что-то слушающей с выражением согласной на всё женщине с большой грудью – о Царстве Небесном.
Село у поворачивающего тут Енисея называется Широкий лог. Чуть дальше – Усть-Тунгуска, Смородинка… Избы одноэтажные, нужды нет настраивать вверх – вширь места хватает. Проезжаем город Лесосибирск, о котором я потом скажу. Едешь, едешь мимо городов и сёл, и везде одно и то же. Взгляду оттолкнуться, кажется, не от чего. А увидишь широкую реку и понимаешь – есть от чего…
