Ты рад, что в этой комнате так холодно. Пусть это приносит тебе некие неудобства, но зато так ты можешь быть уверен, что никто тебе не помешает, т. к. они не готовы жертвовать своим комфортом. Да им и незачем. Здесь можно читать книги, не заботясь о том, что кто-то будет отвлекать посторонними звуками, сбивать с мысли, обращаясь к тебе. Часто среди книг попадаются жутко интересные произведения, от которых, с одной стороны, не хочется отрываться, с другой, периодически невольно переводишь взгляд со страницы куда-то на стену комнаты и с чувством приятного удивления восхищаешься глубиной текста. В такие моменты происходит очень интересный внутренний монолог.
Ты начинаешь с жаром разъяснять самому себе, в чем именно ты нашел изысканность и оригинальность, что тебя впервые в жизни так зацепило в печатных строках. Примечательно, что во время такого монолога ты стараешься максимально грамотно строить свою речь, многократно проговариваешь одни и те же слова, переставляешь их местами, подбираешь эпитеты, как бы пытаясь быть как можно более благозвучным и красноречивым, но в то же время простым и понятным к пониманию для своего слушателя.
Закончив свой монолог, ты ждешь комментария от того, к кому обращался. Проблема в том, что все это было сказано самому себе. Ты вдруг почувствовал, как слушатель и оратор печально переглянувшись, покорно побрели навстречу друг к другу и слились воедино так, что стало невозможным определить, чье же из их тел стало теперь общим для них обоих.
Ты не можешь понять, слушал ты того, кто только что был рядом или обращался к нему. Острая потребность начать между двумя этими героями одного сознания диалог возбуждает в тебе непрерывно нарастающую тревогу, одновременно вводя тебя в ступор. Ведь все это явно говорил именно ты. Выходит, ты оратор. А кто слушатель? Очевидно, тоже ты. Выходит, ты разговаривал сам с собой? Все твои мысли, озвученные ранее, с невероятной настойчивостью вели тебя к тому, чтобы сделать такой вывод. Но ты, хоть и сознательно, но не признаваясь себе в этом, каждый раз в последний миг одергивал их. Пытался не дать им возможности заставить себя встать лицом к реальности, которая холодно и твердо говорит о том, что ты один.
«Я не хочу больше играть с этими солдатиками. Я знаю, куда их надо убирать, но если я это сделаю, то мне совсем будет нечем заняться. Наверное, скоро мне купят новые игрушки. Пойду посмотрю, что делает мама. Она опять занята на кухне. Я помню, как она сказала вчера, что мне 4 года. Вот, я даже запомнил, как это показать на пальцах. Эти книги слишком высоко, я их не достану. Я могу дотянуться до газет. Вот они, на столе. Папа всегда подолгу их читает, а потом оставляет здесь. Но в них нет интересных картинок, не буду их трогать.
Да, мне скучно и не с чем играть. Да, я один. Но ведь это невыносимо терпеть! Мама занята, она не может почитать мне. Никто, из тех с кем я живу, не захочет послушать меня, если я буду читать вслух, а тем более они не станут обсуждать со мной прочтенную книгу. Значит, надо искать выход самому. Пусть я один, но если я с кем-то говорил, если кого-то только что слушал, то я не одинок! Надо искать!»
Пальцы автоматически слегка сжали гладкую обложку. Ты опустил глаза на страницы и, ощутив пронзительный холод надежды, понял, что искать нужно именно в книге.
«Я хочу пить, но маме не понравится, что я обращаюсь к ней сейчас, когда она разговаривает с сестрой. Я подожду. Сестра рассказывает, как интересно ей было сегодня в школе, когда они читали книгу. У нас много книг, я не могу до них дотянуться, но я помню все картинки, которые в них есть, я их видел, когда мама давала мне книги, чтобы занять меня, пока она готовит обед. Почему сестра не рассказывает про картинки в той книге, которую она сегодня читала в школе? Кажется, мама довольна тем, что сестре нравится читать. Если бы я умел читать, читал бы книги каждый день и рассказывал маме, чтобы обрадовать ее. Я бы читал книги, пока мне не купят новые игрушки, и тогда мне было бы не так скучно».
