Отъезд I. (10 Февраля 1837 года)
Санкт-Петербург. Набережная реки Мойки, 12. В бельэтаже слуги под руководством Александры (Ази) упаковывают и выносят вещи. Натали бесцельно и понуро бродит по комнатам
Натали. Такое ощущение, что Александр присутствует в каждой комнате.
Азя. Естественно… Его душа еще не покинула этот дом.
Натали. И мы должны уехать отсюда раньше его?
Азя. Этого хотел Александр.
Натали. Да уж… не мытьем, так катаньем он меня в деревню загоняет. А ты как душеприказчица его распоряжаешься, будто я уже не хозяйка.
Азя. Была хозяйкой, а теперь ты в опеке у заботливых родственников.
Натали. Я должна была поехать с Тургеневым и сама похоронить Александра.
Азя. Тебя саму можно было хоронить в те дни. Тогда уж дети точно остались бы круглыми сиротами. Ты и сейчас-то чуть жива.
Натали. Но я не хочу в деревню!
Азя. Слезы лить можно где угодно. Вещи уже собраны, тетушка сейчас подъедет, а ждать она не любит. И ты собирайся…
Натали. Что ты так хлопочешь о нашем отъезде? И сама зачем едешь?
Азя. А что мне тут делать? И на что жить?
Натали. Ты как-то спокойно относишься к смерти Пушкина.
Азя. Как умею. Я достаточно испереживалась при его жизни. А теперь я за него спокойна: он ушел от земной суеты, и клевета со временем стихнет. Пусть ищет свою Эвридику в другом мире.
Натали. Кого ты имеешь в виду?
Азя. Эвридику, без которой Орфеев не бывает.
Натали. Кто она?
Азя. Успокойся, ты ей не соперница. У нее нет соперниц. Этого не смогли простить Певцу неистовствующие вакханки и забили его камнями.
Натали. Опять миф… Но почему нельзя остаться здесь?
Азя. Зачем? Чтобы возбуждать досужие сплетни? (Перебирает на столе бумаги). А это что за письмо? (читает). «Позвольте мне, Ваше Величество, остаться с детьми в Санкт- Петербурге, так как не только движимое имущество покойного мужа моего находится здесь, но и я сама должна для воспитания детей моих проживать в столице». Таша, это как понимать?
Натали. Я с Жуковским отправила письмо императору. Он относится ко мне с симпатией и может разрешить…
Азя. Минуй нас пуще всех печалей эта симпатия!
Натали. Я хочу дождаться ответа.
Азя. А желание Александра?
Натали. Он меня простит. Траур можно и здесь соблюдать. А дети росли бы и воспитывались в столице… совсем другой круг общения.
Азя. Это тебе нужно общение. Хочешь проверить, идут ли тебе траурные наряды? А на какие доходы намерена жить? Чем платить за квартиру? В этой мы во всяком случае не останемся: ее опечатают сегодня же.
Натали. Я бы скромно жила. Слуг отправила бы в деревню, тетушка бы помогла.
Азя. Не выдумывай! Тетка не в том возрасте, чтобы на нее рассчитывать. Об этом тебя еще Александр предупреждал.
Натали. Мы и с Пушкиным скромно жили. Не всякий день знали, чем слуг кормить. У него деньги сквозь пальцы текли… карты, ненужные подарки…
Азя. Он не только исполнял, но и предупреждал твои желания.
Натали. Я помню лишь постоянное безденежье.
Азя. Но при нем деньги приходили. А теперь где их взять? Одна квартира съест все, что может прислать Дмитрий. А у него целый дом пустует.
Натали. Какой?
Азя. Тот, что мы красным называли.
Натали. Все равно, отъезд – против моей воли. Отвыкла я от той жизни.
Азя. Как отвыкла, так и привыкнешь.
Натали. Там я не в своей тарелке… как гостья.
Азя. В Петербурге мы тем более гости. Столичных обычаев не знаем, и знать их не хочется. Уезжать надо, чтобы интерес к нашим персонам поутих. Да и нам от городской суеты отдохнуть давно пора. Вревская, бывшая тут в январе, говорит, что уже и в Тригорском о нас наслышаны. И Ольга из Риги тоже делится слухами: зачем у невестки Сергея Львовича ложа в театре, зачем на туалеты тратятся бешеные деньги, когда свекор бедствует…
Натали. Туалеты тетушка оплачивает!
Азя. Будешь это всем объяснять? Считается остроумным бранить тебя везде и за все. Достается и Александру: он – чудовище, а Ольга – жестокосердная дочь.
Натали. На каждый роток не накинешь платок…
Азя. Александр думал иначе…
Натали. За это и поплатился. Кому какое дело до наших денежных отношений?
Азя. Думаю, никому. Но свекор твой плачет и жалуется каждому встречному и поперечному на нищенство свое…
Натали. …имея при этом тысячу двести душ в Нижегородской губернии…
Азя. Не нам его судить. Но если в столице заняты пересудами да скандалами, так в провинции сам бог велел. Да и мы к тому повод давали. Ты же не за Протасова или Хлюстина замуж вышла.
Натали. Причем тут наши бирюки?
Азя. Да не причем… Просто в России два имени на слуху – императора Николая и поэта Пушкина.
Натали. Стихов-то нынче кто не пишет…
Азя. Ты стихов не читаешь и не судья им.
Натали. Они не мне посвящены и читать их – как в чужую переписку заглядывать.
Азя. Настоящая поэзия отчуждена от адресатов.
Натали. Я слишком близко общалась с Пушкиным, чтоб считать его стихи отчужденными от его пассий.
Азя. Они больше в его фантазиях живут и пропадают, а ты остаешься. Легче забыть…
Натали. Забудешь тут, когда стоит мне только забеременеть, как он пускается во все тяжкие. Даже находясь со мной, готов был бежать за Крюденершей… краснел от своей сдержанности.
Азя. Амалия действительно прекрасна. Но Александр краснел не от сдержанности, а от твоей пощечины, насколько я знаю.
Натали. А комплименты каждой встречной в стихах – это как?
Азя. А флирт с каждым встречным – не то же самое?
Натали. Не с каждым.
Азя. Тем более подозрительно.
Натали. Твоя тезка Россет часами с ним общалась, и им было весело и интересно, а со мной он зевал!
Азя. И ты зевала, слушая его стихи. Но он тебя любил!
Натали. Любил ли? Сама говоришь, что его стихи могут быть обращены к любой женщине. Значит, и адресаты обмануты?
Азя. Каждой хочется примерить его обращения к себе.
Натали. Что примерять? Грезы? Сказки? Слова же ничего не меняют в нашей жизни!
Азя. Еще как меняют! Сломя голову бежим за тем, кто признается нам в любви, выходим замуж за обещания, а это ли не перемена жизни?
Натали. Да уж, о любви сказано столько, что своих слов уже не надо: достаточно напрячь память. Чужие слова принимают за настоящие чувства. И их, в свою очередь, принижают до скотских, и на месте любви остается разврат.
