1. Пролог
Воин Айхонары с презрением смотрел на своего собеседника. Никто и никогда не позволял себе так разговаривать с ним. Никто не диктовал условия. Он воин! Под его началом больше пяти сотен клинков! И это только те, кто принял судьбу, пройдя посвящение. А есть ещё дети и младенцы, ученики, умеющие сражаться, но не готовые к битвам. И вот его, хаста Ингайра, властителя степи Айхонара оскорбляют открытым пренебрежением. С ним говорят свысока! Будь на месте посланника Ориноя другой, его голова уже служила бы одним из наверший костяного забора у шатра и привлекала воронье. Но этот человек знал, что сейчас ему ничего не грозит. Не осмелится великий воин бросить вызов объединенному совету хастов. А раз так, то можно и показать свое истинное отношение, потому что больше им встретиться не суждено. Слишком уж невыполнимые условия ставит совет перед этим зарвавшимся Ингайром. Так что не видать ему долгих лет жизни под неистовым солнцем степи.
– Ты, – воин вскочил на ноги, не в силах сдержать свою ярость. – Можешь передать этим кучам лошадиного дерьма, что хаст Айхонары никогда не идёт на уступки! Эти земли были моими и будут! И я передам их под твёрдую руку своего наследника! И никто более не посмеет встать на моем пути!
– Был бы у тебя ещё наследник, – ехидно заметил посланник, все же вздрогнув, когда рука Ингайра легла на рукоять меча.
– Будет, – твёрдо ответил тот, не отводя пылающего яростью взгляда от начинавшей в страхе сжиматься фигуры.
– Тебе уже сорок ушедших в прошлое пиков жара степи, и нет ни одного ребёнка. У тебя было двенадцать жён, и ни одна не смогла понести. Ты воин, Ингайр, но земля не видит тебя своим хозяином. Откажись, пока совет не обратил клинки в твою сторону!
– Никогда!
– Как знаешь, – посланник встал с мягкой шкуры, и, стараясь не поворачиваться спиной к воину, прекрасно осознавая, что выдаёт этим свой страх, направился к выходу.
– А если у меня будет сын к исходу следующего пика жары?
Ориной замер. Улыбнуться он не мог, все же Ингайр не зря столько лет управлял своим хасттаном, догадался бы сразу. Нельзя было проявлять радость, хоть великий воин и попал в умело расставленную им ловушку, даже не заметив этого.
– Если одна из твоих жён понесёт и родит тебе сына, когда степь окрасится небесным золотом, то совет отступит. Но если нет, то хастом станет Боргайн, сын первой жены Дриорса, хаста Турайры, степи у края солнца.
– Я согласен! – Ингайр вскинул подбородок. – Ты отдаёшь ветру свои слова?
– Отдаю и помню.
– А если родится дочь?
Посланник вздрогнул всем телом. Этот страх он показать не боялся. Во всех без единого исключения хасттанах были шаманы. Те, кто просил степь о дожде и дичи. Те, кто лечил раны и отпускал души. Но только в степи Айхонары шаманом была женщина. Нарушение всех традиций, и все же... Ни одной смерти, если воина успевали к ней принести до того, как угаснет его последний вздох, ни одной потерянной Души. И неестественный страх при виде этого обезображенного лица. Тёмная, загоревшая на солнце кожа, не скрывала белых пятен от ожогов, рубцов, что были даже на губах, заставляя те кривиться в вечной ухмылке. Чёрные глаза, такие большие, что радужка занимала все пространство, отчего они казались тёмными провалами в мир по ту сторону степи. И кипенно-белые волосы, каких точно не может быть у живого человека.
Женщина растянула свои обезображенные губы в ехидной улыбке.
– Ты боишься меня, Ориной?
Он сглотнул. Откуда эта шаманка знала его имя? Он старался избегать ее. И его шакалы донесли, что ее нет в селении, поэтому он и осмелился явиться именно сегодня.
– Ты внушаешь страх, знающая хасттана Айхонары.
– Это хорошо... Здравствуй, Ингайр. Ветер принёс мне сомнительные вести. Ты приносишь клятвы, не обращаясь к духам Матери степей. Это нехорошо.
– Заата, все, что происходит в моем шатре, тебя не касается! – хаст тоже опасался её, но знал, что ему вреда она не причинит.
Единственная женщина, мнение которой он признавал правильным. И единственная, кто просил совета у щедрой Матери степей, а не у равнодушного Отца.
– Ошибаешься... А ты, Ориной, так и не ответил мне. Что будет, если родится дочь?
– Айхонара перейдёт к Боргайну, сыну первой жены Дриорса, хаста Турайры, степи у края солнца. Договор не будет исполнен.
– А дитя?
– Дочь станет третьей женой.
– Третьей, – протянула женщина. – Бесправной собственностью, чьи дети не будут иметь прав наследника... Уйди, Ориной.
Посланник поспешил покинуть шатер, радуясь, что его миссия завершена. А к исходу пика жары все эти земли будут принадлежать его господину.
Шаманка, не отрываясь, смотрела на хаста.
– Прикажи готовить жён, – сказал он ей. – Я навещу каждую до заката второй луны.
– У тебя не родится сын.
Ингайр резко повернулся к Заате, сжимая кулаки и стараясь обуздать вспыхнувшую в нем ярость.
– У меня будет сын! Наследник!
– Нет, хаст. Степь все тебе сказала. Четыре твои жены умерли, разрешившись дочерями, и ты последовал традициям, отдав и детей степи. Пять твоих нынешних жён молоды, красивы и сильны, но и им не суждено подарить тебе сына. Я могу помочь. Но даже в этом случае, дитя будет слабым. Воля степи непреложна.
– Но ты слышала, Заата...
– Я знаю, мой хаст.
– И что же мне делать? – он рухнул на колени, готовый молиться всем духам бескрайней степи.
– Я помогу тебе, – шаманка улыбнулась. Но не было в той улыбке ничего доброго. – Я прикажу, и твои жены будут ждать тебя.
– Ступай, – глухо ответил Ингайр.
Она оставила его, но он ещё очень долго стоял на коленях, склонив голову, и молил предков дать ему сил, ниспослать ему свое благословение.
***
Тридцать пятый день золотого неба.
– Возрадуйтесь, жители степи Айхонара. Сегодня праздник, нет равных которому! Сегодня появился наследник у мудрого Ингайра! Сегодня появился преемник у достойного Ингайра! Сегодня родился сын у сильного воина Ингайра! Да будет этот день освящен предками и ветрами, что разнесут весть по всей степи! Сегодня у хасттана Айхонара новый хозяин! И имя ему Риангар!
2. Глава первая. Она
Я смотрела, как гаснут погребальные костры. Нет, мне здесь не место, но кто запретит дочери смотреть, как боги забирают душу её матери? Степь жестока, и все же одного у неё не отнять. Она забирает тех, о ком некому будет печалиться.
– Ветер забрал её душу и унесёт теперь на ту сторону степи. Не плачь о ней, там для неё уже приготовлен шатер с холодными яствами и мягкими шкурами.
Слова Зааты ничем не могли успокоить меня. Но разве сегодня это имело значение? Мы обе знали, что смерть Баорги не принесет мне ничего, кроме горя. И не потому, что она была моей матерью. Нет, она ею не являлась, но вырастила меня, одна знала, не считая Зааату, мое настоящее имя, данное той, что не пережила дыхание степного жара. Теперь я осталась одна против законов моего народа. Но никто и никогда не узнает, что Баорга не позволила степи забрать новорожденное дитя вместе с ушедшей матерью к духам предков. Даже если все откроется, я не позволю очернить ее имя. Она рискнула всем, подменив свое умершее дитя еще живым. И к духам вознеслось двое, а не трое, как того требовали законы пращуров. Но я всегда знала, что не являюсь ее дочерью. Слишком необычными были мои глаза – цвета настоящей зелени, не сожженной палящим зноем, не выгоревшие под беспощадным солнцем. Как и густые волосы северянки, чернее, чем степь после очередного пика жары, темнее самого черного огня, что спускается с неба, были не такими, какими обладала Баорга. Женщина ценится за красоту, но моя только отпугивала всех, кто хоть раз заглядывал в эти чужие для Айхонары глаза.
