Рев моторов, сигналы автомобильных клаксонов сливаются в какой-то невнятный гул и врываются в ее сон. Марина открывает глаза. Часы на телефоне показывают 5.45. Ну почему так рано?
Сначала ей кажется, что она проснулась на улице. Звуки, пробивающиеся через тонкое стекло, настолько громкие и осязаемые, что она буквально чувствует под своей спиной мокрый и шершавый асфальт, видит чьи-то ноги, которые вот-вот наступят на нее, раздавят, затопчут… Нет, слава богу, она не на улице. Она в постели. В старом доме, построенном еще в середине прошлого века, в квартире на четвертом этаже – естественно, без лифта. В крохотной комнатке, бывшей когда-то чем-то вроде салона, но теперь превратившейся в полноценную, если можно так выразиться, квартиру.
Итак, она проснулась в своей кровати, приставленной к окну, в крохотной убогой комнатушке. Через это окно порой врываются ветер и капли дождя, нагло и безнаказанно хозяйничая в помещении.
Комната обставлена дешевой мебелью из «Икеи». Кроме кровати здесь помещается лишь маленький столик, на котором стоит газовая плитка с одной-единственной конфоркой, тостер и кастрюля. Столик этот служит одновременно и столовой, и кухней, и рабочей поверхностью. Под него задвинут табурет. Еще в комнате есть миниатюрный холодильник с двумя полками и малюсенькая раковина, куда Маринины руки целиком не помещаются, не говоря уже о других частях тела. Зато у нее имеется отдельный санузел и даже собственная стиральная машинка! Поразительная роскошь для этого жалкого жилища.
6.00. Пора вставать. Она с ужасом представляет себе, что придется вылезать из теплой постели и шлепать по ледяным каменным плитам. Зимой здесь страшно холодно, и это учитывая, что шесть месяцев в году стоит жуткая жара. Что за дикий климат!
Но выхода нет. Марина вылезает из постели, и холод окутывает ее. Она опускает ноги в тапочки, набрасывает теплый махровый халат и идет в туалет. Здесь есть унитаз, душ, спрятанный за клеенчатой шторой, и маленькая тумбочка, в которой Марина хранит свои скудные косметические запасы. Их действительно совсем немного. Даже удивительно, как быстро она стала такой экономной! Тюбик с зубной пастой, увлажняющий крем, тушь и помада… Все. Раньше, в те времена, когда она была уважаемой и обеспеченной женщиной, у нее были французские духи, дорогие кремы, целый арсенал теней, блеска для губ, карандашей для глаз, лака для ногтей и прочих женских глупостей. Теперь же она довольствуется совсем немногим.
Наскоро позавтракав, Марина выходит из своей каморки. Рядом, в другой комнате разделенной квартиры, живет Раиса с мужем. Дверь они почему-то всегда оставляют открытой настежь, поэтому можно сколько угодно наблюдать за их личной жизнью. Марина старается не заглядывать в туда, но взгляд сам собой замечает грязную постель, скомканные простыни, разбросанную одежду, уродливые веревки, свисающие с потолка, на которых сушится кое-как выстиранное белье, и пустые бутылки из-под пива. Нос ощущает запахи немытых тел, алкоголя и сигарет. Курить в их квартире строго запрещено, об этом свидетельствует табличка на трех языках (русском, иврите и английском), которая висит на входе, но Раису с мужем это совершенно не смущает. Марина даже подозревает, что они не умеют читать. И хорошо еще, что в столь ранний час Раиса не готовит! Если ей вздумается сварить обед, то тут уж пиши пропало – вся квартира пропитается запахом горелого лука, топленого жира и еще каких-то ингредиентов, неизвестных, но столь же отвратительных.
Про Раисиного мужа Марина знает мало – то есть вообще ничего, даже имени его не знает. Это какой-то мутный персонаж, которого она до сих пор так и не разглядела толком. Когда Марина уходит из дома, ровно в 6:30 утра, он еще спит, а когда возвращается – уже спит. Или лежит в постели и курит. Или полулежит с компьютером на коленях. В общем, Марина никогда не видела его в вертикальном положении.
Марина пытается открыть входную дверь, но замок, как всегда, заедает. Она ругается и нервничает, потому что рискует опоздать на работу, но тут из соседней комнаты появляется Вероника. Несмотря на ранний час, она уже проснулась и, как ни странно, одна.
– Холодно сегодня, – вздыхает Марина.
– Будем закаляться! – бодро отвечает Вероника в своей привычной чуть насмешливой манере. Она никогда не теряет бодрости духа, даже когда хочется выть от тоски. Вероника, конечно, красавица, и Марина ей немного завидует, хотя мысленно называет ее смазливой. Вероника высокая, стройная, у нее хорошая кожа, длинные волосы, выкрашенные в темно-рыжий цвет… Свой-то у нее тоже рыжий, о чем свидетельствуют веснушки на очень белом чистом личике с нежным розовым румянцем и без единой морщинки, но для пущего эффекта она красит волосы в еще более насыщенный, почти красный цвет.
Ей всего двадцать четыре года, но она уже много чего в жизни повидала. Вероника не скрывает, что мечтает об удачном замужестве – иначе говоря, пытается как можно выгоднее продать свою молодость и красоту. И Марина ее полностью поддерживает: для Вероники, которая просто не создана для тяжелой работы, это единственный шанс на достойную жизнь. Вероника веселая, энергичная, беспринципная и не связана никакими морально-нравственными императивами. Желающих провести ночь в ее постели всегда много, но желающих жениться пока не нашлось.
* * *
Наконец из соседней комнаты появляется Раиса. Это высохшая злобная тетка неопределенного возраста, хотя несложные арифметические вычисления позволяют предположить, что ей около шестидесяти. У нее морщинистое тело, из которого, кажется, высосали все соки, гнилые зубы и такая же прогнившая душа. У Раисы никогда не бывает хорошего настроения, улыбки на лице, и доброго слова тоже не находится ни для кого. Жизнь у нее дерьмо, муж козел, погода мрак, дети твари, а окружающая действительность – полный отстой.
Раиса одета, как всегда, в штаны и рубашку. На плечи небрежно накинута видавшая виды куртка.
– Че, опять заел, зараза? – спрашивает она. Раиса всегда, во всех обстоятельствах, ведет себя деловито-угрюмо. Сказываются закалка и большой жизненный опыт.
Марина уже нервничает, слезы подступают к глазам. Что-то в последнее время она часто плачет… Ей, вообще-то, это несвойственно – по крайней мере, так было раньше. Стареет, что ли? Или нервы ни к черту? А может, гормоны? В ее-то возрасте…
– Да, заел. Не открывается, – говорит Марина, будто оправдываясь.
– Щас мы его быстро откроем, – обещает Раиса и мощным, ловким движением наваливается на проржавевший замок, ожесточенно впихивает в него ключ, пока он с жалобным писком не поддается.
