Сегодня особый день, не потому, что первые звёзды ярче, а солнце в пустыне жарче, всё прозаичней — сегодня меня продадут.
— Вот лучшая из лучших фиалок знаменитой школы Басиаса! — с такими словами лоснящийся от жира обрезанный (в странах за Великой пустыней их чаще называют евнухами), вывел меня на помост. Скинув сандалии и без того почти ничего не скрывающее покрывало, я заучено, танцующими шажками, на носочках — приблизилась к распорядителю торгов и растерянно замерла.
— Давай, покрутись! Улыбнись! Поиграй же бёдрами! — шёпотом подбадривал он.
Пересилив невесть откуда накатившую робость, я сложила руки над головой, и, привлекая внимание толпы, громко прозвенела серебряными браслетами, с наигранной улыбкой закружившись в обязательном танце — полном непристойных и откровенных движений. Судя по одобрительному свисту, публике нравилось.
— Так, умница, теперь ещё выгни спинку, — с азартом продолжал шептать распорядитель. — Прогнись же ниже, дура... — добавил куда тише, когда ему что-то не по вкусу пришлось. — Ты должна выглядеть самой лучшей!
Поспешно пригнувшись, я как могла старалась, трясла и браслетами, и золотым ожерельем, и всем чем можно, да увы, выше головы не прыгнешь.
— Прекрасная белокурая танцовщица! — прокричал он в толпу, недовольно на меня косясь своими въедливыми глазками. — Гибкая как пугливая лань! Другой с такой мягкой светлой и бархатной кожей не сыскать и во всей пустыне! И всего-то два золотых дебена!
— Три! — сразу донеслось из середины толпы.
— Четыре! — раздалось откуда-то с другого краю.
— А её прозвище?! Так и звенит колокольчиком в ушах! Зайна! — уже заулыбавшись, продолжал он меня расхваливать.
— Пять дебенов! — кто-то поднял руку из первого ряда, словно проснувшись при звуке моего имени. И я узнала его — слугу того постельного, что и должен меня купить. Обнажённая, я танцевала перед ними вчера...
— Значит, пять! — спеша хлопнуть в ладоши, скороговоркой проговорил распорядитель.
— Семь! — вдруг выкрикнули с дальнего закутка чуть раньше звука его хлопка.
Я украдкой глянула на распорядителя. Посерев и скривившись как от самого кислого вина, тот растерянно потирал свои вмиг взмокшие от пота ладони.
— Шагай же живее! Твой господин наверняка уж заждался! — игриво шлёпнувши меня по попе, поторопил расторопный охранник, о нашем с распорядителем заговоре очевидно и не подозревавший. Швырнул мне покрывало и сандалии, да с апломбом и грязным смешком добавил: — Поди, твой новый хозяин уже и десятыми слюнками по такой красотке истёк, выперло там всё у него!
И словно в последней надежде я бросила взгляд на понурившегося распорядителя, чьи персты мелко тряслись, то сжимаясь, то разжимаясь в каком-то страхе, наверняка перед тем самым колдуном, с кем он и сговаривался, и стала медленно сходить с помоста. Отчего-то настойчиво забухало в висках, а от нахлынувшего бессилья захотелось расплакаться... Такого ещё со мной не случалось! Чуть шмыгнув носом, я привычно собрала волю в кулачки. А спустившись под помост, и оставшись одна чуть ли не в первый раз за всё это время, никуда не побежала, лишь безвольно прислонилась к колючей ограде.
«Тут не мне, скорей распорядителю торгов вмешаться надо!» — про себя тяжело вздохнула, но до конца обмыслить случившееся не успела.
— Зайна! Чего там застыла?! — окликнули меня вслед за щелчком распахнувшейся калитки. — Быстро беги сюда!
Пришлось стрелой сорваться с места, а иначе накажут, и пусть я школе уже не принадлежу, но и у нового хозяина не надо бы вызвать подозрений. А как же быть с постельным Господина Всех Пустынь? Ведь наш заговор с треском провалился, и скорей всего для своего великого господина его слуга выберет другую — ещё не проданную девушку, а мне придётся действовать самой. Но как? Бежать? Только безрассудно отважившихся на это наложниц без труда отлавливают в тесном закутке городских стен, и если не в смердящую яму кинут, то запросто побьют камнями, коль уж выяснят, что пока бегала, то от голода и безысходности кому-то там себя и отдала… Куда всем нам деться из зажатой непроходимой пустыней земли? Прячься не прячься, а когда-нибудь да поймают! Но теперь у меня уж точно, что иного выхода нет...
Меня подвели к лысоватому дряхлому старичку, закутанному в грубое некрашеное полотно накидки, такому мерзковатому и с хитро бегающими глазками. Несмотря на свою простенькую одежонку, держался он по-хозяйски и совсем не походил на слугу. И зачем ему наложница? Может, для повзрослевшего внучка?
— Хорошенькая... — прошепелявил он, похоже, не первый солнцеворот как беззубым ртом. — Непорченая ещё, — деловито пощупал мои груди, и довольно цокая языком, приподнял мне голову за подбородок.
Неужели барышник? Но за семь золотых дебенов вряд ли удастся даже принцессу из лежащих далеко за пустыней царств перепродать. Нет, не похож он на такого. Хотя это я сейчас и узнаю... В сопровождении двух охранников к нам подходил главный распорядитель торгов, а он явно человек моего нанимателя.
— О... уважаемый господин! — расплылось его жирное лицо в наигранной улыбке. — Произошла ошибка... И школа Басиаса готова уладить её даже себе в убыток. Купленная уважаемым господином невольница не может быть продана... Но вы можете выбрать себе двух других девушек из числа самых лучших!
— Нет, — старик как-то слишком уверенно выпрямился, задрал скулистый безбородый подбородок своей почти безволосой головы и несогласно тряхнул седыми жидкими волосами, потом заявил важно: — После хлопка сделка была окончена! Всё по закону! Всё вписано в счётную книгу. Ничего нельзя отменить!
— Но мы можем заново переоформить сделку, — примирительно развёл руками главный распорядитель. — Уважаемый господин вернёт нам эту девушку и выберет себе двух других…
— Я видел остальных перед торгами, — нахмурился старик, и заговорил на удивление живо и отчётливо. — Мне не нужна ни одна из них. Даже все они! Я оставляю себе эту! И это мои последние слова!
Как подобает наложнице отводя глаза, зато стараясь пристально вслушиваться в их спор, я не сразу заметила, что нас окружило шестеро вооружённых мечами слуг. И это была не стража школы Басиаса, а, судя по набедренным повязкам из той же неокрашенной ткани — люди моего нового хозяина. Смуглые и не слишком мускулистые... В свою совсем недавнюю бытность, одним взмахом кулака, у меня получилось бы легко разогнать львиную половину из них. А теперь, пожалуй, не справлюсь даже и с самим стариком, ему вполне по силам будет вывернуть мне руки, разжать пальцы и отобрать нож, или кинжал, а ударов моих кулачков он почти и не почувствует.
— Я забираю именно эту девушку! — ткнул в меня пальцем старик. — Нам больше не о чем говорить!
