ГЛАВА 1. Музей Родена
Такси свернуло с бульвара Инвалидов на улицу де Варенн и всё ближе подбиралось к музею Родена. Я сжимала в руках клочок бумаги с напечатанным на нём адресом и пыталась справиться с волнением. Капли мелкого дождя стекали по окнам и собирались у его основания, образуя унылую лужицу. Несмотря на пасмурную погоду и уже успевшую опуститься на Париж ночь, на улице не было холодно, но по моей спине почему-то пробегал мороз.
Автомобиль притормозил у входа в великолепный сад, который я уже видела, когда только-только переехала в столицу. Выставленные здесь работы почившего десять лет назад скульптора Огюста Родена манили не только туристов, но и горожан. Никогда не смогу забыть какое впечатление на меня произвёл его «Поцелуй». Впервые увидев эту композицию, я застыла как вкопанная, не в силах оторвать глаз от великолепной целующейся пары. Какие линии, какая грация и несомненно страсть. Общественность по –разному воспринимала творчество талантливого мастера, одни восхищались новатором, другие откровенно порицали. Не сказать, чтобы я прекрасно разбиралась в искусстве, но понять нравится ли мне то или иное произведение была способна.
Прежде чем выйти из машины, глубоко вдохнула через нос и выдохнула ртом. Я не считала себя трусливой, но и абсолютно безрассудной не была. Ночные прогулки по наводке, взявшейся буквально из ниоткуда, могут обернуться бедой. Нащупала в кармане пальто старенький револьвер отца и на душе заметно потеплело. Меня научили стрелять ещё в детстве, хотя это полезно лишь когда оружие есть под рукой. Иногда подобные умения не спасают.
Открыла дверцу и мысленно чертыхнулась, опуская ноги в лужу. Терпеть не могу, когда в туфлях хлюпает. Вообще дождь сам по себе меня никогда не пугал, я его даже любила, но мокрые ноги – это совсем другое. Подняла воротник и поёжилась, когда осталась совсем одна под слабым светом фонаря. Сад – это конечно красиво, но не в тот момент, когда каждая тень из-за угла способна довести до безумия.
- 77, улица де Варенн. «Врата ада», - пробормотала написанное на бумажке.
Понять, что это значило мог любой парижанин. «Врата ада» – это одна из монументальных скульптур Родена, выставленная слева от входа в парк. Её я тоже уже видела, но по сей день считала непостижимой. Довольно амбициозная работа, представляющая собой, как и должно ворота, только буквально облепленные разного рода фигурами и отдельными композициями. Тела, тягучие и пластичные прорывались сквозь камень и вызывали смешанные чувства. Именно во мне – ни одного позитивного, поэтому сейчас новая встреча с музеем вызывала мурашки по коже.
Я осмотрелась и снова засунула руку в карман, чтобы почувствовать холод металла, создававшего иллюзию безопасности. Что ж, раз уж решила приехать, медлить смысла не было.
Музей расположился в прекрасном особняке Бирон, который был построен в восемнадцатом веке и задумывался как отель. Его окружал огромный парк, в котором и были расставлены многочисленные работы скульптора. Ворота оказались приоткрытыми, это насторожило, но ещё раз хорошенько оглядевшись, я всё-таки вошла.
Неприятная морось вымочила пальто, я поёжилась, но продолжила двигаться вперёд. Для надёжности достала фонарик, чтобы в любую минуту осветить свой путь. Далеко идти не пришлось, устрашающая скульптура, вдохновлённого «Божественной комедией» Данте, Родена возникла передо мной быстрее чем я ожидала. Не до конца понимая, зачем приехала и какая неведомая сила явила мне этот адрес, я остановилась. Медленно обвела слабым лучом света сначала серую кирпичную стену позади «врат», а потом и само изваяние. Ничего необычного не заметила, поэтому сделала несколько шагов вперёд, продолжая водить фонариком вокруг себя.
Задержавшись на скульптуре, осознала, что в ночи она выглядит ещё более удручающей, вызывающей уныние и чувство полной безнадёжности. Роден заключил в неё все пороки и вложил ад собственной любви, которой вдохновлялся и которой губил своих любовниц.
Луч фонаря освещал мрачные лица и изгибы фигур, скользил по фасаду, ласкал разнообразные части человеческих тел, мучимых и страдающих. В тот момент, когда я уже успокоилась, не обнаружив ничего более ужасного, чем сама скульптура, свет, который опустился к подножию, выхватил что-то странное. Я застыла, чувствуя, как тело опаляет жар. Возможно, показалось.
Несколько раз выдохнув и постаравшись замедлить ускорившийся от страха пульс, я вернулась к тому месту, что привлекло моё внимание. Увиденное вынудило меня резко накрыть рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. Сердце вновь ускорилось, а ноги слегка подкосились. Я зажмурилась и заставила себя сделать несколько больших глотков воздуха, чтобы вернуть самообладание. Несмотря на то, что редактор ещё не доверял мне ничего кроме освещения светской хроники, профессия журналиста не любит слабаков и трусов, а, напротив, обязывает быть твёрдым и напористым. Я такой и была, с самого детства. Но даже природные качества не помогают, когда ночной кошмар врывается в реальность.
У подножия врат, раскинув руки в стороны, лежало почти полностью обнажённое тело девушки. Очень медленно и осторожно я приблизилась, стараясь ничем не нарушить обстановку. От знакомых в полиции слышала, что не только само тело, но и всё, что его окружает очень важно для расследования.
Голова девушки была повёрнута к вратам, поэтому лица её я не видела. Босые ноги в одном разорванном чулке были в синяках и ссадинах, на ногтях лак рубинового цвета, по крайней мере он казался таким в свете фонаря. Стараясь не обращать внимания на дрожь в коленях, я продолжила рассматривать тело. Дальше мне бросились в глаза коротенькие шёлковые панталоны, на которые стекала кровь из раны над пупком. Сама рана выглядела безобразно, не как просто порез или что –то в этом роде, а будто её разорвали. Я отвернулась и зажмурилась, пытаясь подавить тошноту. Сквозь зажатые веки проступили слёзы и ужас произошедшего с бедняжкой навалился всей своей тяжестью.
Ощутив подступающую панику и сопутствующий ей жар, я запрокинула голову и подставила лицо холодным каплям. Нельзя было допустить, чтобы нервы сдали, пришлось снова начать глубоко вдыхать и медленно выдыхать.
Я осознавала, что необходимо вызвать полицию, но прежде чем меня выдворят прочь, нужно всё хорошенько осмотреть. Я не раз просилась в помощницы к моему другу Жерому, ведущему криминальную хронику. Мои заметки могут стать прекрасным поводом для манипуляций.
Стараясь больше не смотреть на рану, мне вполне хватило и первого взгляда, я скользнула по обнажённой груди. Заметила что-то блестящее и присела неподалёку, разглядывая серебряный медальон. В таких обычно хранили фото. Маленький резной овал был приоткрыт, будто приглашал заглянуть внутрь. Я так и сделала. Как и предполагала, там оказались фото мужчины и женщины средних лет. Рассмотреть детально не приближаясь, возможности не было, но это лучше, чем ничего.
