Глава 1.
Девочка на холме
Вечером через ту часть леса, где ни мужики не рубили сосен, ни дети не собирали малины, медленно пробиралась ватага людей. Все они были разного возраста – от безбородых юнцов до тех, кто годился им в отцы, на всех была напялена разная одежда – от белых крестьянских рубах до парчовых кафтанов боярской знати. Казалось, ничто и не связывало это сборище, кроме дороги, которую они прокладывали в нехоженых местах, да еще страха перед рослым человеком, шедшим во главе отряда. Он никогда не озирался и, похоже, не боялся ни дезертирства отстающих, ни удара в спину, которого, судя по злому выражению некоторых лиц, вполне можно было ожидать.
Тем временем заметно темнело, в воздухе появились комары, а где-то в отдалении завыл волк, будто жалуясь людям на тяготы жизни или призывая их вспомнить свои. Казалось, путники поняли зверя и прониклись его чувствами, потому что раздраженных взглядов становилось все больше и больше. До какого-то момента даже самые храбрые еще сдерживали языки, но потом началось глухое ворчание, а затем из задних рядов донесся одинокий голос:
– Когда привал, Федька?
Передний человек, к которому явно относились эти слова, даже и бровью не повел, и лишь тогда, когда другой человек повторил тот же вопрос, буркнул:
– А тебе какое дело? Знай шагай вперед!
– Это ночью? Тогда только сычи летают!
– Ноги ноют и кони устали!
– И брюхо сводит, а на ходу толком не поешь!
– Дело говорят, Федька, слушай!
Тот, кого называли Федькой, обернулся, и все разом умолкли. Выждав с полминуты, Федька произнес:
– Ишь расквакались, ровно лягушки! Через версту али две полянка будет, там заночуем!
Недовольство утихло, и все прибавили шагу, а некоторые принялись понукать пару лошадей, тащивших большую повозку, крытую холстиной. Федька не врал: вскоре ватага выбралась на ровное место, на котором виднелись лишь одинокие кусты да небольшой голый холмик, не то естественного происхождения, не то неизвестно чья забытая могила. Услышав журчание ручья, текшего неподалеку, более молодые и нетерпеливые кинулись пить и принести воды остальным; другие побежали за хворостом, и вскоре на поляне уже вовсю полыхал костер. Люди расположились возле него; одни, едва откусив принесенного из повозки хлеба, тут же уснули; большинство жадно вонзали зубы в вяленое мясо и по очереди пили пиво и мед из горла больших бутылей. Лошадей выпрягли, спутали им ноги, и они, не отходя от повозки, принялись щипать траву. Только Федька, казалось, не испытывал потребности ни в еде, ни в питье, будто бы голод и жажда так же мало брали его, как и усталость.
После ужина все легли, но сон ко многим не шел: беспокойство о прошлом и о будущем отгоняло его. Несколько человек, неосторожные в выпивке, принялись в десятый раз рассказывать товарищам историю своей нелегкой жизни; те лениво слушали. Тревоги добавляло еще и то, что никто, кроме самого Федьки, этих мест не знал. Солнце зашло, и тени от кустов стали принимать самые причудливые формы, будто бы руки каких-то неведомых существ тянулись к отдыхающим, не то гостеприимно приглашая задержаться подольше, не то угрожая неведомой и страшной расправой. Чтобы сбить гнетущее настроение, кто-то из тех, что лежали ближе к костру, произнес:
– Слыхал я, в этих местах клад есть.
– Какой? – сразу откликнулись другие.
– А Бог его знает! В городе баяли – богатая сторона.
– Не всему верь. Добыча нынче малая.
– Вот и говорю – хорошо бы клад найти.
– Ага, найдешь, да не подступишься! У меня брательник из-за кладов этих землю грызет.
– Ну, я не таков.
– Дурак ты – умение надобно!
– Есть оно у меня – в столице говорил с кладоискателями.
– Вот отыщешь хоть один – и поверю в твое уменье.
– А я и покажу! Сломи-ка веточку – ты ближе к кусту.
– А цареву дань с клада думаешь ли платить, разбойник?
Последние слова, непонятно откуда донесшиеся, живо заставили вскочить всех, и, прежде всего – Федьку, который правой рукой схватился за саблю, а левой вытер пот, моментально выступивший на лбу и щеках. Овладев собой, Федька крикнул:
– Где тот, кто это сказал?
И тот же звонкий голос ответил:
– Недалече, атаман! На холм погляди!
Вскинув голову, Федька и вправду увидел на вершине холмика небольшую фигурку в длинном платье, которая при свете луны, казалось, вырастала до размеров, какими народная фантазия наделяет небывалых витязей. Помотав всклокоченной головой, чтобы прогнать наваждение, атаман закричал снова:
– Кто ты такая?
– Тебе, душегубу, зачем это знать?
– Чего тебе надо?
– Лошадей у меня волки заели, – спокойно ответила незнакомка, вытянув руку. – Так что я твоих забираю. Добром отдашь или как?
Федька едва не задохнулся от ярости, но вовсе не из-за слов неизвестной ему собеседницы, а потому что разбойники сзади вовсю зашептались:
– У девки два пальца вперед выставлены!
– Клад взяла!
– Если она – государев человек, мы пропали!
– Не проиграй атаман в кости последние таланы, мы бы сейчас не стояли перед ней, как куры перед хорем!
– Молчать! – прошипел Федька, поглядев на ватагу. – Насыпайте порох, а я покамест ей зубы постараюсь заговорить! – Снова повернувшись к незнакомке, насмешливо смотревшей на него сверху вниз, он не спеша заговорил, из всех сил стараясь растянуть в улыбку свои толстые губы: – Послушай, зачем нам свару затевать? Я тебе зла не делал, и кобылы наши весьма худы. А мы в город идем. Айда с нами! Там в дворянских конюшнях стоят ладные лошадки, так забирай любую или двух на выбор… – Сообразив по шороху сзади, что все подготовлено, атаман крикнул: – Давай, ребята!
Два пистолета взмыли в воздух, еще мгновение – и их дула были направлены на незнакомку, но вместо оглушающих выстрелов послышался жалкий звук осечки, и тотчас же позади из кустов донеслось:
– Эй, разбойнички! Вы ведь из тех мест идете, где мор харкотный объявился. Хотите его получить?
Эти слова, непонятно кем сказанные, привели ватагу в ужас. Толкая, давя и топча друг друга, разбойники ринулись в направлении ручья, стремясь как можно скорее покинуть несчастливое место. Наперебой раздавались крики:
– Спасайтесь, братцы!
– С двумя не сладим!
– Пропади она пропадом, эта ночевка!
– Стой, проклятые! – орал Федька, тщетно пытаясь удержать товарищей или хотя бы привести в некоторый порядок их паническое бегство. – Уводите лошадей, берите обоз!
Трое разбойников его послушались и бросились к лошадям, но тут же из кустов, быстро и бесшумно, как заяц, выпрыгнул человек, протянул к разбойникам руку, и их сапоги заскользили по влажной траве. Вскочив, двое из них устремились наутек, третий отчаянно потянулся к бедру, где висела сабля. В руке неизвестного, стоявшего между ним и повозкой, свернуло лезвие, и разбойник, так и не успевший выхватить оружие, с воем последовал за остальными. Стреноженные лошади, также испуганные, издавали отчаянные крики, гулким эхом отзывавшиеся в лесу. Человек, ранивший разбойника, подошел к ним и положил ладонь на шею сначала одной, потом другой, и животные затихли, словно признавая нового хозяина.
