Прежде чем в дом
войдешь, все входы
ты осмотри,
ты огляди —
ибо как знать,
в этом жилище
недругов нет ли.
Речи Высокого[1]
Рассказывали, что вышел он прямо из волн Полуночного моря и что зачала его их ледяная, яростная безбрежность, а на свет выпустила обрюхаченная морем утопленница.
Рассказывали, что вышел он из Пустошей Тревоги, где возник как плод чьей-то нечистой мысли, непохожий на другие Тени. Непохожий, ибо во всем подобный человеку.
Говорили, что был он сыном Хинда, бога воинов, зачатым со смертной женщиной во время одного из странствий бога по миру в облике бродяги.
Говорили, что породила его молния, убившая стоявшую на дюнах Сикрану Соленый Ветер, дочерь великого мореплавателя Стигинга Кричащего Топора. Стояла та на прибрежном камне, одинокая в бурю, высматривая на горизонте паруса корабля своего любимого. Мертвая, выпустила она в мир огнь и воителя.
Говорили, что появился он прямо из ночи, едучи на огромном, словно дракон, коне, с ястребом, сидящим на плече, и волком, что бежал рядом.
Говорили разную ерунду.
Было же все совсем иначе.
Правда такова, что выплюнули его звезды.
* * *
– У тебя пятнадцать минут, – объясняет Джофа. Объясняет раз в десятый. Я сижу, пристегнутый внутри кокона, чудесное мое оборудование заполняет все закутки капсулы; вокруг вертятся техники в ярко-красных комбинезонах, кто-то подсоединяет толстый кабель и сыплет проклятиями; взблескивают оранжевые аварийные огни, какой-то механизм то и дело блюет клубами густого пара. Я не готов.
Я не готов.
– Помни. Ты должен отойти как минимум на полкилометра и пригнуть голову. Взрыв не будет очень громким. Капсула испарится, но тебя может ударить камнями, кусками дерева или еще чем. Будет две ударные волны. Первая – нормальная, от взрыва, потом – возвратная, секунды через три.
Первый рык сирены. Капризный дамский голос начинает отсчет. Теперь – каждые десять секунд от шестисот. Я не готов. Сейчас меня отстегнут, а потом мы отправимся в столовую.
Не понимаю, как я мог в такое влезть. Джофа поправляет какие-то кабели снаружи капсулы и украдкой всовывает в тюк пачку табака.
– Как вы себя чувствуете? – В наушниках металлический голос Новикова. – У вас повышается пульс.
– Даже не знаю, с чего бы, – цежу я в микрофон. Глупый коновал.
Чувствую себя как древний мертвый владыка. Привязанный к трону, который через минуту охватит пламя. Передо мной шествует процессия плакальщиков с дарами. Я уже получил швейцарский складной нож и бутылку палинки от кого-то из земляков. Все нелегально. Артефакты. Анахронизмы. Руководство миссии старалось, чтобы у меня не было даже зажигалки.
Дары посмертные.
Не хватает только плакальщиц.
Они должны были побеспокоиться о плакальщицах.
Пятьсот секунд.
Я не готов.
– Ты как? – Это Дейрдре. Рыжие кудряшки спрятаны под капюшоном, красивые губы дрожат, в глазах – блеск драгоценных камней.
Все же одна плакальщица у нас есть. Не задалось наше короткое знакомство, рыжая моя Дейрдре из Дерри (что некоторые ошибочно зовут Лондондерри[2]). Да ты и сама знала, что у нас ничего не выйдет. Эдакий прифронтовой роман.
Я лишь поднимаю большой палец. Цифрал пока неактивен. Не могу отрегулировать свои эмоции и изобразить крутого. Мне тоже жаль, рыжая Дейрдре из Дерри.
Но слишком поздно, даже чтобы просто что-то говорить.
Это мой костер сейчас подожгут.
А ты не поцелуешь меня через маску.
Так уж вышло, что именно ты – настоящая коммандос, Дейрдре. Истинный «морской котик». Лейтенант Морского отряда специальных операций. А я – лишь гражданский шпак. Доброволец в разведке, прошедший годичное обучение.
Ты круче меня.
Вот только сейчас я исчезну в облаке пламени, а ты отправишься в столовую.
Протягиваю руку, Дейрдре хлопает меня в ладонь. Так между нами повелось. Нет времени для сцен.
А потом кто-нибудь умирает без прощания.
Восьмеро до сих пор не вернулись. Я должен лишь проверить, что с ними произошло. Скорее всего – идентифицировать тела. Прошло два года. Однако, если выжили – вытащить их, исправить то, что они наворотили. И вернуться.
И я вернусь, хрен вас подери.
Триста пятьдесят.
Клапан капсулы опускается под визг сервомоторов, он выпуклый, словно хитин майского жука. Слышу щелчки затворов.
Дейрдре целует семнадцатислойное стекло треугольного визора. На бронированной поверхности остается след ржаво-коричневой помады.
Красивые губы Дейрдре отпечатываются на моем саркофаге, как подсыхающая кровь.
Стальной скрежет в верхней части капсулы. Щелчок, с которым челюсти входят в причальное гнездо.
Все контрольные экраны сияют зеленью и голубизной.
– Ночной Странник, здесь Контроль. Начинаем сброс. Как чувствуешь себя, Драккайнен?
– Готов.
– Ты уже на транспортной шине, движемся в сбросовую камеру.
– Понял.
Всю дорогу Контроль опрашивает меня согласно процедуре и показаниям приборов – наверняка, просто чтобы чем-то меня занять. Это ведь не челнок.
Это посадочная капсула. Она – устройство. Я ни на что не влияю. Старт и посадка произойдут автоматически.
Я должен стиснуть зубы на капе загубника и помнить о дыхании. Максимально расслабиться, думать о Европе и стараться получить от всего этого хоть немного удовольствия. И только.
Что-то вроде пневматической почты.
– Как чувствуешь себя, Нитй’сефни?
Нитй’сефни – Ночной Странник. Мой позывной. Произнесенный на горловом наречии Народа Побережья. Кроме меня, может, человек двадцать знают этот язык. Узнаю голос. Это Лодовец. Шеф миссии. Симпатичный дядька с добродушным, совершенно гуманитарным обликом профессора философии из какого-нибудь уважаемого университета. На самом деле беспощадный, словно клубок кобр, дьявол, который и искусил меня присоединиться к программе. Теперь он решил, что должен попрощаться лично. Что это наверняка произведет на меня необходимое хорошее впечатление.
– Как груз, шеф.
– Будет как в луна-парке. Тебе понравится.
Коридор, по которому движется мой кокон, освещен флуоресцентными кольцами ламп, за мной закрываются шлюзы.
Я сам хотел этого.
Не вижу звезд.
Не вижу также и планеты, которая скоро станет моим единственным миром.
Когда отворяется шлюз сбросовой камеры, это все находится внизу, под капсулой. Я могу смотреть на стену, раз за разом окатываемую оранжевым светом аварийной лампы.
В наушниках – шум. Контроль проверяет последние параметры, напыщенная сука начинает посекундный отсчет. Что за голос – обиженная валькирия накануне менструации. Надеюсь никогда ее не встретить.