Много чего я в жизни делал и хорошего, и не очень. Повторись ситуация, что-то не сделал бы, а во многих случаях поступил бы также, как и раньше.
Некоторые имена, конечно, изменены и события урезаны. Нет цели написать автобиографию, есть желание описать то, что было ярким в детстве, а сегодня греет душу. Да и моим детям и внукам, которые не варились в том времени хотелось бы рассказать то важное, что называют корни! Думаю, многим будет интересно читать о грузинской повседневности шестидесятых-восьмидесятых в восприятии русского человека.
В воспоминаниях ребенка отсутствуют серые краски, в отличие от сегодняшней монотонности и предсказуемости жизни старика. Прошедшие детские годы сплелись в яркий клубок и обидно, что эта радуга может также исчезнуть со мной как, исчезает обычная радуга после дождя. Однако, если радугу после дождя можно увековечить на фотографии, то радугу жизни необходимо записывать, потому что будущее определит, что истинно, а что – шелуха, а для этого будущему необходимо именно то множество из которого можно сделать выбор и художественный, и исторический!
Жизнь, к сожалению, не только безоблачное розовоочковое детство. Это и годы душевной, духовной и физической борьбы, когда все по-настоящему жестко, порой и жестоко, а за ошибки, частенько не только твои, расплачиваться приходится не обычным «углом» или отцовским ремнем, а иной раз годами одиночества, а то и жизнями. А если, дай бог, сия чаша и минует, то это совсем не значит, что жизнь прожита правильно. Жизнь длинная, а мы не ангелы – бывает все.
Я попытаюсь описать свои обыкновенные житейские ситуации и связанные с ними переживания, правильные или неправильные действия. Если это заставит кого-то задуматься и не совершать ошибки, я буду очень рад.
Еще раз хочу сказать, что не собираюсь оправдываться, хотя может где-то и надо бы, из песни слов не выкинуть, заднего хода и сослагательного наклонения история не имеет.
Иногда мне кажется, что, частенько доказывая истину мы с легкостью её же саму и втаптываем в грязь. Спасая кого-то одного, мы ненароком можем утопить с десяток других. Можем упоенно бить себя в грудь, изливая правду-матку, заставляя многих обливаться горючими слезами, настаивая на своей правоте, отвергая чужую правду, хотя, как определить, чья правда «правдивее».
Я не юрист и тем более не ясновидящий, я не собираюсь на примерах показывать, как надо поступать, а как не надо. Буду писать, как было, а каждый пусть сам решит, где для него истина. И не старайтесь кинуть в меня камень, кто не без греха, а я тем более.
Начну писать от третьего лица, дальше думаю, утрясется!
Итак,…
Жила-была семья, как многие другие и не совсем. Дедушка с бабушкой, мама, папа и маленький кареглазый мальчик. И всё было бы хорошо, но случилась беда – не стало папы. Мама была, но после аварии и травм, как бы её уже и не было, и стала тогда бабушка – мамой, а дедушка – папой. Дальше я все же буду писать дедушка и бабушка, но это для рассказа, а в жизни до самих последних их дней звал папой и мамой.
Мальчик рос добрым, впечатлительным, не глупым и очень шустрым, настолько, что во дворе за ним закрепилась прозвище «Тарзан».
Он беззаветно любил самую добрую на свете, с морщинками в углу вечно улыбающихся глаз, пахнущую вкусными обедами, прощавшую ему любые шалости, безмерно заботливую еврейскую бабушку и деда – строгого, мужественного, преданного Родине и коммунистическим идеалам, со стальными, как и характер, глазами, русского полковника в отставке. Ему с ними было тепло и уютно. Однажды, когда к ним приехали из России сестры деда, мужчинам пришлось лечь на расстеленных на полу матрасах. Он лежал с дедом на непривычно жестком матрасе и не мог заснуть. В открытое окно пыталась заглянуть скрываемая тучами луна, было жутковато, но рядом лежал дед, такой большой и смелый, стриженный под бобрик (он потом всю жизнь мечтал иметь такую прическу, но… предательские вихры!), достаточно было прижаться к нему и страхи все улетучивались. В ту ночь он впервые подумал, что вдруг деда или бабушки не станет. Это было настолько сильное душевное потрясение, что он в слезах стал будить деда и успокоился лишь тогда, когда дед дал слово, что не умрет! Наверное, первый седой волос у человека появляется именно в такой день или ночь.
Дедовы сестрички открыто не любили бабушку, вот где ноги бытового антисемитизма выглядывали. Это не укладывалось у него в голове, казалось самой большой несправедливостью. Когда однажды одна из сестер купила ему металлическую коробу с монпансье он громко сказал глядя на бабушку:
– Моя МАМА, – именно с тех пор он стал звать её мамой – мне всегда покупает шоколадных «мишек», а такое барахло я не ем!
То, как бабушка пожала под столом его руку забыть невозможно. Гордость, которую он испытал от этого пожатия, сравнить было ни с чем. Он защитил свою бабушку, чего не сделал дедушка. С тех пор, никто и никогда не смел при нем скверно отозваться о тех, кого он любил или с кем он дружил.
Но, мир не без «добрых» людей и вопрос о возрасте «мамы» и «папы» вечно повисал над головой ребенка, который не мог понять всей глубины вопроса, но подсознательно чувствовал какую-то тревогу, заставлявшую его ощетинившись, жестко, насколько это возможно в детском возрасте, пресекать любые попытки влезть в детскую душу. Это болезненно-обострённое чувство, заставлявшее его мгновенно реагировать на любую брошенную кем-то фразу, как казалось ему, ущемлявшую его или его близких людей достоинство – осталось на всю жизнь, как комплекс. И этот комплекс мешал общению, а зачастую приводил к полному разрыву отношений.
Моя семья. Пишу, не претендуя на библиографическую и историческую строгость изложения или положительную критику, а потому, что хочу, чтобы мои родные, которые мне дороги, не остались всего лишь табличками на кладбище. Хочу, чтобы в памяти моих детей и внуков, которые их и не видели были бы узнаваемы и почитаемы, как полагается!
Бабушка – юзовская девочка начала прошлого двадцатого века из многодетной еврейской семьи, работавшая с 9 лет и платившая 5 копеек гимназистке, учившей её грамоте. Красивая, зеленоглазая, с чисто национальными – загривком и ножками, ровным небольшим носиком, кроткая, но гордая, души не чаявшая во внуке: «Весь в меня!»
Дедушка – во многих отношениях загадочная личность. Деревенский русский мальчик, бывший «дружкой» (ребёнок, нанимаемый зажиточными семьями в друзья своим чадам), окончивший три класса церковно-приходской школы, преподавание в которой, наверное, было на заоблачной высоте, так как, в свои пятьдесят лет, дед имел каллиграфический почерк, абсолютную грамотность, мог исполнить на рояле Шопена или Баха, в совершенстве владел польским. Будучи коммунистом-атеистом, хранил нательный серебряный крест лейб-гвардии Преображенского полка в коробочке с орденами. Невысокий, сухощавый, сероглазый, по-военному организованный и физически выносливый. Был справедлив, рассудителен и как никто другой умел держать данное им слово.
