– Сюда! Мы здесь!
Я кричу из последних сил, размахивая трехметровым веслом.
– Эй! Помогите! – орут простуженными голосами мои товарищи по несчастью – рядовой Кравченко и ефрейтор Уськов. Они тоже вскочили на ноги, и теперь наше судно потихоньку стало разворачиваться, подставляя бок норд-весту.
– Держите лодку! – кричу я им и бросаю весло. Лихорадочно шарю по карманам, достаю письма от друзей и пытаюсь поджечь их. Но тщетно: то ли зажигалка не работает, то ли ветер сдувает…
– Иди под брезент! – толкает меня Уськов.
Я натягиваю брезент. Наконец, бензиновая рухлядь дает огонь и перекидывается на мои бумаги. Соскакиваю на ноги и начинаю махать факелом над головой. И вовремя, корабль как раз поравнялся с нашей лодкой, хотя расстояние до него около полумили. Бумага не успевает догореть, как ветер доносит до моих ушей сигнал тревоги, сыгранный на корабле. В ту же секунду наш ялик накрывает луч прожектора. Мы продолжаем кричать, махать руками, еще не веря в свое счастье.
– Ура! – надрываемся мы, чуть ли не рыдая. – Нас обнаружили! Мы здесь!
Нас поднимают на борт пограничного корабля. Наши спасители радуются, обнимают нас, укутывают в одеяла, спускают в кубрики. Мы вяло улыбаемся, нет сил говорить, отвечать.
Командир пограничного корабля, капитан-лейтенант Мальцев, зашел в наш кубрик через час, сел возле меня, подоткнул одеяло:
– Как себя чувствуешь, сержант?
– Нормально, – говорю я вежливо. – Тошнит…
– Это бывает после голодухи… Я приказал, чтобы вам приготовили только бульон, пейте побольше сладкого чая…
– Спасибо!
Командир обходит других, заботливо поправляет постельные принадлежности.
– Молодцы… Молодцы… Герои! На такой посудине продержаться пять суток зимой в Баренцевом – это немыслимо! Вас должны наградить!
Мальцев снова подходит к моей койке.
– Знаете, вчера уже прекратили поиски вашей группы, – сообщает он. – Штормовое предупреждение объявили… Ведь вас искали совсем в другом районе, думали, Гольфстрим вынесет южнее… А в этих местах, где мы вас подобрали, натовская подлодка частенько шныряет, вот мы как раз прочесывали район… И тут вы…
– Мы видели эту субмарину, – говорю я.– Почти доплыли до нее…
– Когда? – Мальцев удивленно смотрит на меня.
– Кажись, вчера… Они не подняли нас на борт, как обнаружили нашу лодку, так сразу нырнули, сбежали…
…В тот злосчастный день после обеда меня вызвал начальник штаба, капитан третьего ранга Данилов. Он прибыл в нашу часть недавно, списали с экипажа по состоянию здоровья.
– Сынок, – начал он, остановив мой доклад о прибытии, – завтра отправишься в командировку. Завезешь бойцов в Сайда-губу, на остров Рыбачий, оставишь сварщиков на Ара-губе и еще двоих на новом причале в районе Гремихи. Ты, кажется, там бывал?
– Так точно!
– Вот и ладненько. Завтра с нашего причала отправляется самоходная баржа со сваями… Вот список личного состава…
– Есть! – говорю я.
– Стоп! Стоп! Чуть не забыл… В дальней точке тебя ждет капитан первого ранга, начальник управления наземных работ Горелин. Ему очень нужен моторист и сварщик. Обратишься к нему лично, он устроит вас в ближайшую часть на постой. Сдашь бойцов на довольствие, возвращайся с самоходной баржей обратно. Они как раз сутки будут разгружаться. Понял?
– Так точно! Возвращаться с самоходной баржей обратно! Разрешите идти?
Он, молча, махнул рукой.
– Есть!
Ненавижу ходить по морю на барже: тихоходна, да еще шумлива. Но деваться некуда, служба такая. Наш гидробат когда-то во время войны был морпехом, защищал Кольский полуостров от финнов и немцев. В шестидесятые его преобразовали в гидробат. Если перевести на русский язык, означает водный батальон. Наша задача – обеспечение причалов всем необходимым оборудованием и стройматериалами, укрепление берега. Две роты служат на плавсредствах, еще две скомплектованы из специалистов узкого профиля: сварщики, мотористы, электрики, водолазы и т.д. Я командир взвода. Конечно, на этих должностях должны быть офицеры, но где их возьмут, горемычных?! У нас, к примеру, заместителя командира роты по строевой части уже полгода ждут. Но кадровики не торопятся отправлять в наш отдельный батальон какого-нибудь, хотя бы заболевшего, списанного на берег, морского офицера. Вот и штампуют в учебке, за шесть месяцев из срочников, командиров взводов для таких частей.
Утром, с солдатами, я был уже на причале.
Увидев меня, капитан самоходной не спеша направляется в мою сторону. Он числится в моем взводе, хотя живет только на самоходной барже. Призвали его из Ленинграда: окончил мореходку, имеет допуск на выход в море. Поэтому его сразу же назначили капитаном баржи. Обычно у нас эти должности занимают гражданские. Но, старый капитан баржи заболел туберкулезом, и его списали на берег. Другого гражданского не нашли. И, как говорится, на безрыбье и рак рыба: сойдет и солдат срочник, раз у него имеется допуск. Зря, что ли его забрали в армию в двадцать шесть лет без одного дня, значит, был заказ призвать именно такого призывника с подобным опытом работы.
– Здравия желаю, комвзвода! – не по уставу поприветствовал меня капитан баржи. – Опять архаровцев по точкам развозишь?
– Привет, ефрейтор Лев Моисеевич! – улыбаюсь я. – Пардон, кажется, я ошибся. Я же ходатайствовал, чтобы тебе присвоили звание сержанта… Младшего! Чего, приказ еще не получил? Если будешь прилежно служить, к концу службы, обещаю, старшим сержантом станешь! А то и главстаршиной!
– Ладно, не зубоскаль, комвзвода! – смеется капитан баржи, обнимая меня. – И прошу тебя, больше ходатайств не пиши, хочу быть единственным евреем, прослужившим в армии в звании ефрейтора! Ефрейтор Лякумович… Звучит? Звучит! Пойдем, комвзвода, попьем какао, у меня хлеб только что из печки, знаешь ведь, когда приходить…
Через трое суток, он вышел проводить нас, последних пассажиров, на причал.
– Не опоздай, комвзвода, завтра, 21 ноября 1972, в восемнадцати ноль-ноль будь здесь! – сказал он, как всегда сгребая меня в объятия. – Ну, пока, мне еще три часа ходу до последней точки…
Оставив нас троих: моториста, ефрейтора Уськова, сварщика, рядового Кравченко и меня, баржа тихонько отошла от пустынного причала.
Капранга на месте не оказалось, он был на совещании у начальства. От нечего делать пошли смотреть механические мастерские строящегося причала… Видимо, праздношатающийся наш вид привлек внимание офицера.
– Сержант! Подойдите ко мне!
Я повернулся. У причала стоял молоденький морской лейтенант. Подошел. Доложился.
– Я секретарь комсомольской организации бригады Васьков, – представился он. – Сегодня замкомандующего Северным флотом должен осмотреть береговые линии. Поэтому приказано вывесить плакаты в строящийся причал. Один сбоку, другой – со стороны моря.
