Русские правители, как обратное провидение,
устраивают к лучшему не будущее, а прошлое.
А. И. Герцен.
Известный политический деятель, философ А. И. Герцен сказал такие слова после глубокого изучения истории Российского государства. Сказаны они были больше чем полтора века назад, и понятно, что о минувшем. А как было позже? Как стало сейчас? Как соотносятся слова мыслителя царских времен с современностью?
У героев рассказов, помещенных в предлагаемый читателям сборник, сложилось твердое мнение: им стало хуже. И в этом убеждении они не одни. Стало хуже всем тем, кто после разрушительной Перестройки и под гнётом бесконечных и безрассудных во многом реформ оказался на обочине жизни, тем, кто оказался за чертой бедности, тем, кто лишился стабильной работы, тем, кто существует на жалкие подаяния. Стало хуже их детям и внукам.
И таких горемычных семейств в стране сейчас много, считай, что большинство населения. Им и раньше жилось, как говорится, не сладко, но и не до такой уж степени горько, как живется сейчас.
Приходится с сожалением признать, что слова А. И. Герцена и сегодня весьма актуальны. И невольно возникают вопросы: неужели порочная практика управления страной – фатальная неизбежность? Имеется ли дно в том злосчастном колодце, куда методически опускается качество жизни?
Утро. Николай Фомич Хромоножкин, пожилой человек невзрачной наружности – низкорослый худой и плешивый, стоит у окна и грустит: жизнь, почитай, уже прожита, одолевают болезни, пенсия мизерная, цены растут… Нагоняла хандру и погода: под утро зарядил моросящий, надоедливый дождь. Сейчас, правда, дождь прекратился, и первые лучики солнца уже заискрились на мокром асфальте, а на ветках дремавшей акации защебетали суетливые пташки, но настроение у Хромоножкина не улучшалось.
Николай Фомич слушает, как возится в кухне старуха, и думает: «Наступает обычный, бесцветный, безрадостный день…»
Появление внучки стало светлым событием. Хрупкая, предположительно, в деда, восьмилетняя девочка уже в дверях сообщила, что сюда вслед за ней собираются ее мама и папа.
– Батюшки! – бабушка всплеснула руками. – А у меня их и попотчевать нечем!.. Давай-ка, дедуня, отправься до магазину, купи нам чего-нибудь вкусненького!
– Торту! Торту! – запрыгала радостно девочка.
– Можно и торт, – согласилась старушка, – не разоримся, я думаю.
Она выдала деньги супругу, и он, поменяв домашнюю одежду на выходную, направился к двери.
– И я хочу с тобой, деда! – крикнула внучка.
– Пойдем, поможешь определиться мне с выбором.
Через пару минут они вышли на улицу. Путь лежал мимо соседнего дома, где у второго подъезда собралась небольшая толпа.
Люди обступили легковую автомашину иностранного производства. Машина была большая и очень красивая, она сверкала на солнце свежей краской серебристого цвета и никелированными деталями. Но внимание к ней привлекало другое: она была без колес, а ее зарубежный капот, как плугом, распахал гвоздем какой-то умелец и выгрыз на нем соленое русское изречение.
Народ здесь собрался разного возраста: от хулиганистых пацанов до лысо- и седоголовых пенсионеров, и отношение к развернутой перед ними картине было неоднозначным.
– Такую ценность испортили, паразиты! – сокрушалась старушка в потертом халате и глубоких калошах. – Такую-то красотищу!..
– Так им, ворюгам, и надо! – ухмылялась злорадно другая, немного моложе.
На нее набросилось несколько голосов:
– Это как так – ворюга?! Вы следите за своими словами! Ты чего, его за руку схватила?!..
– А здесь и хватать не надо: все налицо!.. Откуда у него такие деньжищи?! – женщина тоже повысила голос. – Я у вас спрашиваю: откуда?!.. Скажете – заработал? Где? Назовите мне работу, на которой можно так заработать?!..
– Чья машина-то? – спросил Хромоножкин у одного из знакомых.
– Да тут, один лох… К кому-то, видимо, в гости приехал, а ее во время дождя и… того… Все скаты проковыряли, повез их сейчас ремонтировать. Мужик, говорят, чуть не плакал.
А рядом полемика продолжалась. Кто-то завистливо говорил:
– Молодец, паренек: рисканул разик, зато теперь живет припеваючи! А не попался, как говорится, – не вор!
– Я бы не назвал его жизнь привлекательной, – возражает высокий старик, вцепившись руками в сучковатый костыль. – Как он может жить припеваючи среди сплошной нищеты?! Сегодня его машине колеса порезали, а завтра могут взорвать или сжечь!.. Хорошо, что бомбу не подложили!..
– Может, и подложили… Может, тикает она под мотором, ждет, когда соберутся побольше, вот тогда и рванет!
Николай Фомич покосился на стайку юнцов, откуда доносились такие слова, и потянул внучку за руку.
– Идем, Надюша, идем, а то нас дома заждутся…
И пока они не свернули за угол, он посматривал назад с беспокойством.
– Деда, а почему его называли ворюгой? – спросила вдруг девочка. – Он заправдышный жулик?
– Кто?
– Ну тот, у кого та машина?
– Наверно… Думаю – да!
И Николай Фомич принялся объяснять, почему он так думает. Он увлекся, заехал в большую политику, и порой забывал, что беседует с маленькой девочкой.
– И все это, Наденька потому, что в стране у нас многое изменилось, поставлено на голову, не на ноги… Когда тебя еще не было…
Хромоножкин не успел рассказать, как было в минувшие времена – ему и внучке пришлось сойти с тротуара: на них, галдя и толкаясь, катилась ватага цыган. Впереди шла дородная женщина с крупными серьгами в оттянутых мочках и с младенцем, подвешенным на груди посредством клетчатой шали. Цыганки стреляли глазами по сторонам, выбирая объект для стандартного охмурения. Ни один взгляд не задержался на Хромоножкине дольше мгновения: для таборных попрошаек он был категорически не интересен.
В тамбуре кондитерского магазина создала себе рабочее место одна из предприимчивых старушонок, из тех что промышляют охотой за подаяниями. Она вздохнула сочувственно, взглянув на входящего старичка: поношенный пиджачок, штаны, блестящие на коленях, шляпа – кандидат в огородное пугало, потом она с наслаждением зевнула и мелким крестом осенила бескровные губы.
И эта побирушка не снизошла до обращения к нему с просьбой о милостыне.
В отделе, где продавались торты, откровенно скучала миловидная девушка в белом кокошнике. Хромоножкину ее лицо показалось знакомым, но почему – он не помнил. Здесь покупателей не было, и внучка, свободно прильнув к стеклянной витрине, сразу показала пальцем на торт – самый большой и самый красивый. Деду он тоже понравился, но, когда продавщица озвучила цену, Николай Фомич только крякнул: на торт уходили все его деньги, и те, которыми снабдила жена, и его небольшая заначка. И еще не хватало.
