Пролог. Как убивают чудовища
Михалыч сидел за барной стойкой самого дешевого в округе питейного заведения и собирался с силами, чтобы влить в себя еще одну стопку самой дешевой водки. Ее отвратный вкус на его языке не сбила бы никакая закуска. Да и денег на закуску у Михалыча не было – их едва хватало даже на саму водку. Конечно, дешевле было бы покупать ее в магазине, но соседи Михалыча по комнате (не то уличные спортсмены, не то околофутбольные фанаты) на дух не переносили алкоголь, и злить их Михалычу совершенно не хотелось.
– 50 грамм, – раздался справа тяжелый, усталый голос, и на соседний от Михалыча табурет сел внушительных габаритов мужчина в кожаной куртке.
Он очевидно был значительно младше своего соседа по барной стойке, но печать возраста уже заметно проступала на его небритом лице. Бармен понятливо кивнул и потянулся за бутылкой чуть подороже той, из которой наливал Михалычу. Тот глубоко вздохнул, зажмурился и наконец опрокинул в себя злосчастную стопку, едва сдержав рвотный рефлекс, перекосивший его морщинистую физиономию.
– Ты ведь не хочешь это пить, – не поворачивая головы констатировал незнакомец. – Зачем тогда пьешь?
– Не знаю, – честно сказал Михалыч. – Когда-то же ж я думал, что это поможет мне отвлечься, может, даже забыть. Ну, а потом…наверное, просто привык.
– Да, водка не помогает забыть, – кивнул его собеседник. – Она просто разрушает тебя. Медленно, но совершенно неотвратимо. Именно поэтому пью ее я. А ты…завязывай, если еще можешь.
– Ты ничего же ж не знаешь, – Михалыч толкнул пальцем пустую рюмку к бармену и тот почти мгновенно наполнил ее вновь. – Что я пережил, через что прошел. Если чтобы забыть это, надо вовсе разрушить мой больной, сморщенный мозг – я согласен.
– Значит, отсроченное самоубийство, – незнакомец осушил свою стопку и скривился на секунду – видимо, вкус этой водки был немногим лучше. – Я чувствую здесь интересную историю. Одну из тех, что можно рассказать случайному человеку, зная, что вы больше никогда не встретитесь снова.
– Отсроченное самоубийство, – повторил Михалыч заплетающимся уже языком. – Не думал об этом так. Но раз и ты на это идешь, у тебя, наверное, тоже есть история?
– Есть, – на лице незнакомца отчетливо проступили желваки, а левая рука сжалась в немаленьких размеров кулак. – Даже две истории. Одну могу рассказать сейчас. Другую…другую, возможно, не смогу рассказать никогда.
Михалыч придвинул к себе стопку, стараясь не дышать исходящим от нее духом горького паленого спирта и с некоторым трудом проговорил:
– Я весь внимание.
Незнакомец наконец повернулся к нему лицом и взглянул в его водянистые слезящиеся глаза.
– Я работал в полиции, – медленно проговорил он. – Лейтенант Кадулин – так меня называли. Я был глух и слеп, но семь лет назад наконец понял…
Бармен услужливо наполнил его стопку вновь, и Кадулин тут же опрокинул ее в свою глотку.
– Понял что? – почти заинтересованно спросил Михалыч.
Вместо ответа последовал еще один долгий взгляд. Михалыч поежился и заерзал на стуле. Из глубины глаз бывшего полицейского на него смотрела чернейшая бездна, которой он не знал названия, и даже не смог бы толком описать.
– Ты знаешь, как убивают чудовища? – тяжелым камнем упали на стойку слова бывшего лейтенанта. – Конечно же, не знаешь. Но если ты действительно этого хочешь…я расскажу.
***
Виктор Кадулин давил на газ так, будто опаздывал на крайне важную встречу, а его мокрые от пота руки на руле заставляли машину совершать такие маневры, будто это была встреча с самим апостолом Петром.
– Алло! Алло, полиция?! – кричал в трубку женский голос около двадцати минут назад. – Скорее приезжайте, Астафьево-3, дом на отшибе, я побегу вам навстречу, только пожалуйста, приезжайте скорее!
– Что случилось? – хрипло спросил Виктор, не справившись с внезапной сухостью в горле. – На вас напали? Сколько их?
– Это… – голос на том конце провода на секунду прервался шумом помех. – Это чудовище…убивает всех…Паша с Леной уже…он идет за мной, я слышу…
– Алло! – закричал в свою очередь в трубку Виктор. – Мы уже выехали, сохраняйте спокойствие! Как слышите меня? Алло!
На том конце что-то грохнуло и из трубки раздались бездушные короткие гудки.
Астафьево-3, дом на отшибе. Виктор сразу понял, о каком доме речь. Именно в этом доме раз или два в месяц собиралась небольшая компания друзей, включая и Инну. Единственную дочь Виктора Кадулина.
По-хорошему, ему стоило бы дождаться подкрепления, но зная, что стоит на кону, он не мог позволить себе потерять ни минуты. Вот и деревня – здесь резко влево, наперерез потоку машин. Злобно сигналят в спину. Плевать. Разбегаются из-под колес глупые куры, их кудахтанье едва слышно за ревом движка. Плевать. Женщина с коромыслом на плече дернулась в сторону с его пути и рухнула в канаву, очевидно, расплескав свои ведра. Плевать. На все плевать, лишь бы успеть.
За деревней проселочная дорога не кончалась, а уходила в густой сосновый лес. Именно там, скрытый от лишних глаз за деревьями, находился тот самый дом. Напротив него Кадулин резко ударил по тормозам, вылетел из машины (да, он так спешил, что даже не пристегнулся), с третьей попытки выхватил дрожащей рукой из кобуры пистолет и рванул к дому. Только бы успеть, только бы…
Входная дверь оказалась заперта изнутри. Виктор трижды грохнул в нее кулаком и во все горло гаркнул:
– Полиция! Откройте немедленно!
Ответом ему был лишь шелест древесных крон.
На удар плечом дверь никак не отреагировала – все же замок на ней был не самый плохой. Лейтенант отступил на шаг и вложил весь свой вес в удар ногой. Этого косяк уже не выдержал, и запыхавшийся больше от волнения, чем от нагрузки, полицейский наконец оказался внутри.
Кровь. Много крови.
Вот Маринка, лежит лицом вниз с протянутой к двери рукой. На ее фиолетовой спортивной куртке огромное багровое пятно. Виктор присел и приложил два пальца к ее сонной артерии. Пульса нет. Конечно же.
За ней Эдик. Рядом с его рукой – окровавленный перочинный ножик. Видимо, пытался защищаться. Опухшее и посиневшее от многочисленных ударов лицо, проломленный череп – должно быть, эта его попытка кого-то здорово разозлила.
В комнате, на диване, Серега, а под ним…
Виктор рухнул на колени, столкнул тело своего несостоявшегося зятя в сторону.
– Инна! Инночка, ты слышишь меня?!
Молчание. Пульса нет и у нее. Конечно же – столько крови на простыне. В груди несколько мелких ран, похожих на следы от неровного ряда клыков.
– Инна… – прошептал Виктор, чувствуя, как слабеет его рука, сжимающая пистолет, как расплывается окружающая действительность, заволакиваемая соленой пеленой.
«Выжил ли хоть кто-нибудь в этой бойне?» Эта мысль заставила его подняться на подкашивающиеся ноги. Оставался еще как минимум Павел – хозяин дома. Удалось ли спастись ему?
