Редактор Юлия Мельник
Фотограф Елена Григоренко
Фотограф Евгений Дарицкий
Фотограф Юрий Гречанников
Фотограф Божена Славич
Фотограф Галина Топик-Заблоцкая
Фотограф Григорий Тиханович
Фотограф Артём Полубятко
Фотограф Регина Никанорова
© Андрей Татур, 2024
© Елена Григоренко, фотографии, 2024
© Евгений Дарицкий, фотографии, 2024
© Юрий Гречанников, фотографии, 2024
© Божена Славич, фотографии, 2024
© Галина Топик-Заблоцкая, фотографии, 2024
© Григорий Тиханович, фотографии, 2024
© Артём Полубятко, фотографии, 2024
© Регина Никанорова, фотографии, 2024
ISBN 978-5-0064-7387-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Рай на земле
(посвящение деревням и сёлам)
Здесь люди не играют, а живут,
у них дома и души – нараспашку,
здесь путник завсегда найдёт приют,
еду и сон, и чистую рубашку.
В краю забытых Богом деревень
людская добродетель не забыта,
здесь не цвела б так радостно сирень,
будь воздух хоть немного ядовитым.
Струится лес зелёною волной,
и в зеркала озёр глядится небо,
здесь ветерок пьянящий и хмельной
играет в золотых колосьях хлеба.
Воспрянув духом, хочется мечтать,
на берегу до ночи засидеться,
здесь песни заставляют трепетать
уставшее, измученное сердце.
Ах, как же на завалинке поют!
А как гармонь мне душу рвёт на части!
Здесь люди не играют, а живут.
Здесь люди знают, что такое счастье.
Тронулся поезд – и, набирая скорость,
загрохотали вагоны, качаясь едва…
Поезд мчится туда, где застыли горы,
а на вершинах лежат облаков кружева.
Там набегает вода и со скалами спорит,
там горизонты скрылись в тумане седом,
и не важно – в каком я сегодня море,
важно лишь – у каких берегов мой дом.
Я умолчу и не стану хвалиться чужому
о сокровенном, что запросто не обрести.
Ты нарисуй, нарисуй мне дорогу к дому.
И помолись за меня, чтоб не сбился с пути.
Любимая, святая Беларусь,
горжусь тобой, тобою восхищаюсь
и никогда, поверь, не отрекусь,
и не предам тебя – я обещаю.
В какие бы края ни занесло,
какие б только дали ни манили
и сколько бы воды ни утекло,
вернусь на землю, где меня крестили.
Сюда, где сделал самый первый вдох
и первые шаги навстречу миру,
где повзрослел на стыке двух эпох,
определив свои ориентиры.
Любимая, святая Беларусь,
одною нитью связаны с тобою,
я никогда, поверь, не отрекусь,
вовек не повернусь к тебе спиною.
Заботливо спасаешь от беды —
ей-богу, у тебя стальные нервы,
а доведётся вдруг сомкнуть ряды,
так ты меня увидишь в самом первом.
Борьба за независимость и мир
священна для любого гражданина,
и каждый присосавшийся вампир
рискует угодить под гильотину.
Любимая, святая Беларусь,
никто нас не отнимет друг у друга,
тобою восхищаюсь и горжусь,
почтение к тебе – твоя заслуга.
Любимая, святая Беларусь,
живи и пой – я за тебя молюсь.
Да будет мир!
Я за него молюсь.
На войну меня звать не надо,
если это моя война,
и врагу не видать пощады —
сострадательность исключена.
Да, я знаю, что это страшно
и жестоко во все времена,
но под пули пойду отважно,
если это моя война.
Я возьму автомат и каску,
передёрну тугой затвор,
нацеплю хладнокровную маску
и решительно дам отпор
без нелепой, пустой бравады,
чтобы выжить и дальше жить,
и вернуться с победой из ада,
и спокойствием впредь дорожить.
Не нужны похвалы и награды,
ни медали, ни ордена.
На войну меня звать не надо,
если это моя война.
Город не знает, что значит сон —
в скверах и парках звенят голоса,
тихо кабины скрипят в унисон
скрежету чёртова колеса.
Ночь пронесётся, зевнув поутру,
город наполнится гулом машин,
рёвом моторов, чиханием труб,
воем клаксонов и визгом шин.
Смехом и воплями грянут дворы,
руганью бабушек, лаем собак…
Самое главное для детворы —
это устроить большой кавардак!..
Сбросив чары приятных дум,
скрипнув чёртовым колесом,
город Чернобыль свечу задул
и погрузился из дрёмы в сон.
Поле, моё ты поле, спелые колоски —
вот она, вольная воля, вот оберег от тоски.
Слово летит по ветру, мысли текут рекой,
поле ржаного цвета дарит душе покой.
Поле, моё ты поле, тонкие стебельки,
на золотом раздолье борозды-ручейки
тянутся к горизонту и, упираясь в закат,
тут же теряют контур, тают под звон цикад.
Поле, моё ты поле, ласковое моё,
как же с утра довольно жаворонок поёт!
В песне его – просторы и бесконечная даль,
солнце, леса и горы, рек голубых хрусталь.
Поле, моё ты поле, нет ничего светлей
этих пшеничных раздолий на белорусской земле.
Вот она вольная воля, вот оберег-талисман —
поле, моё ты поле, чистый земной океан.
Иду по дороге и вижу пустые
приземистые дома,
они милосердно хозяев простили
и тихо сходят с ума.
Я им соболезную и понимаю —
немного похоже на бред,
но в их одиночестве сам отражаюсь —
бесформенный силуэт.
Сознание живо рисует картину:
плодовый ухоженный сад,
резное крыльцо, груш и яблок корзина,
раскидистый виноград,
и звонкая песня радушной хозяйки,
заливистый детский смех,
обеденный стол на тенистой лужайке
и тосты «за этих», «за тех»…
Пустые, холодные, Богом забыты,
заброшенные дома
не просят пощады, не просят защиты —
молча сходят с ума.
Я б хотел погулять среди сосен
в ароматном весеннем лесу
и прислушаться к многоголосью
сотен птиц… и, сбивая росу
с бархатисто-прохладных травинок,
пробежаться бы мне босиком
по местам, что не знают тропинок
и каким человек незнаком.
Я б забыл городское пекло
и удушливый трубный смог,
я любимую песню спел бы,
написал бы красивый слог,
чтобы он зазвучал свирелью,
чтобы хлынуло время вспять…
Ты прости меня, Новоельня.
Ты дождись меня, милая мать.
Затерялся наш дом, от него увели
полотнища дорог, нити спутанных тропок,
и, пытаясь добраться до края земли,
мы давили в себе недоверчивый ропот.
А чужбины швырялись колючей пургой
и дождями секли измождённые лица,
обжигал беспощадно тропический зной —
так хотелось напиться, хоть яду напиться.
Всё плутали, плутали, сходили с ума
и местам неизведанным кланялись в ноги,
но проситься не шли на постой в терема —
нам постелью служил и овраг у дороги.
Видишь, реки проснулись и вспять потекли
(это знак) – по течению следуй за ними,
как давно мы с тобою из дома ушли,
а теперь возвращаемся, только другими.
Отреклись от регалий, но не от имён,
отреклись от желаний, но не от свободы,
будем жить до скончания наших времён
не в угоду себе – будем жить для народа.