© Андрей Татур, 2024
ISBN 978-5-0062-9514-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Ещё один ложится день
на наковальню лет.
В зеркально-радужной воде
красуется рассвет.
Зажглась и вспыхнула заря,
а с ней – остатки сна
через секунду догорят,
простившись до темна.
Встаю. Негромкий скрип пружин…
Окошко отворю…
Я каждый день за то, что жив,
судьбу благодарю.
Край исписанных дорогами равнин,
удивляющий раздольем вновь и вновь.
Я воды из родника набрав кувшин
(освежающей, как первая любовь)
пью и пью, смакуя неспеша глотки,
заколдованный вечерней тишиной
и безмерно удивляюсь, как легки,
и как трепетны свидания с тобой.
Край, который невозможно не любить,
несмотря на свист ветров со всех сторон.
Здесь не каждому дано привыкнуть жить,
здесь на зло пристало отвечать добром.
Ты прости, мы редко видимся с тобой,
мой гостеприимный край, открытый всем.
Я надеюсь, предначертано судьбой,
что вернусь к тебе, однажды, насовсем.
посеребрит виски зима
и сердце жаркое остудит,
взбодрит для ясности ума,
дав снежный залп из всех орудий,
а после, звоном тишины
добьётся долгих откровений,
что, может быть, и не важны,
но по достоинству оценит
за их трагическую суть,
за поэтичные детали
и даст тогда передохнуть,
сбежав в заснеженные дали.
я собираюсь в путь,
дайте же мне дорогу,
долгую, ну и пусть,
я не хочу спешить;
я отправляюсь в путь,
ну, до свиданья, с Богом,
милая, не обессудь,
ждать обещай и любить.
я собираюсь в путь,
дайте же мне дорогу,
пыльную – да и пусть,
не тяжело дышать;
я отправляюсь в путь
и не прошу о многом,
мне б на рассвет взглянуть,
чтоб ожила душа.
Подожди, всё изменится после войны
и запахнет смолой, а не порохом в роще,
хорошо, что невзрачны мы и не видны,
научись убивать, потому что так проще.
У деревьев похожая смерть, как у нас —
так же падают глухо со стоном на землю,
некрасиво лежат и хрипят через раз,
иногда даже, кажется, просто дремлют.
За минуту до хлёсткой команды «Огонь!»
командир горло спиртом из фляги полощет,
не дрожи, станет мокрой от пота ладонь,
научись умирать,
потому что так проще.
Помолись за меня в тишине,
помолись за меня в этот вечер,
я живу, как в тумане, во сне,
я живу, будто весь искалечен,
помолись за меня от души,
я как путник дорог бесконечных
буду также беспечно спешить
всё к тебе через целую вечность.
Помолись за меня в эту ночь,
пусть свеча до утра не погаснет,
мне ведь некому больше помочь,
над судьбою я больше не властен,
помолись за меня, но без слёз,
искупить их мне жизни не хватит,
помню взгляд твой и запах волос,
помню всё, извини, что некстати.
Помолись за меня, чтобы в снах
я увидел тебя, как тем летом,
ты ведь знаешь, что эта война
всё оставила нам без ответа,
помолись за меня, помолись,
кто-то ж эти молитвы услышит,
чтобы мы с тобой вновь поднялись
на ступеньку,
ступеньку повыше.
Сцепились мохнатые тучи —
недолго осталось до слёз
и носится ветер колючий
среди дрожащих берёз,
готовый набедокурить,
ветвей наломать —шальной.
Стрижи, предчувствуя бурю,
щебечут наперебой.
Но вот заглушил их крики
раскатистым гулом гром,
на миг ослепили блики
и молния в небе ночном
оставила шрам зигзагом,
(век ждать от неё добра).
Вдруг резко запахло влагой
и хлынуло, как из ведра.
Мне б научиться не стареть
душой, лицом и телом, словом,
и вместе с солнцем на заре,
чтоб каждый день рождаться снова.
Я за собой оставлю след,
пока дорога будет виться,
из поражений и побед,
а, после, беспокойной птицей
я постучусь в твоё окно,
открой его, насыпь мне крошек
и прошепчи без всяких «но»:
«А ты вернулся, мой хороший…»
Я буду часто прилетать,
в окно стучаться озорливо
и не устану щебетать
твои любимые мотивы.
Мне б не бояться, не жалеть,
но всё равно пугает старость.
Так много хочется успеть.
Так мало времени осталось.
Босиком по мху дорожной пыли
вдоль пустых домов, пустых полей,
за собой тащить я обессилел
памяти цветастый длинный шлейф.
Было молодым и сильным тело,
незачем и некогда грустить,
раскрывалось всё вокруг и пело,
было лето – жить бы в нём да жить!
Но открыл глаза и, оказалось,
просвистело детство, в горле ком…
Мне осталась маленькая шалость —
по дорожной пыли босиком.
Не затих ещё голос молитв
и седых матерей скорбный плач,
где трава не растёт из-под плит —
это дело твоих рук,
палач.
Смыты на берегу следы,
шторм ушёл по своим делам
и заношенные до дыр
волны выброшены,
как хлам.
Пересохли давно ручейки
и ключи – молоко и мёд,
плащаницей легли пески
и покрыли
святой Исход.
Не затих ещё голос молитв
и спасённых детей плач.
Гильотины клинок заблестит
и на плаху ты ляжешь,
палач.
Снегопад тишиною наводит на грусть,
хлопья белые будут кружить до утра,
новый день же начнётся с улыбок и пусть
никогда не узнает войны детвора.
За окном красота, в доме мир и любовь
так сегодня и завтра, так было вчера,
мы обязаны пролившим пот свой и кровь,
мы должны им – не знает войны детвора.
В память подвигов наших великих солдат —
сотни тысяч свечей, озаряющих храм,
как и вечный огонь, так же вечно горят.
Мир сегодня – не знает войны детвора.
несётся двадцать первый век
и вместе с ним, по бездорожью,
спешит обычный человек
среди людей, обычных тоже.
порой, безумие луны
ткнёт человека острым жалом,
в его мозгу рождая сны
о войнах, бедствиях, пожарах…
и смотрят дальние миры,
как это варварское племя
живёт среди своей дыры,
не ценит ни себя, ни время.
про жизнь и смерть, про душу и грехи
на площади вещал Поэт стихи,
и плакала толпа от умиления,
почтительно внимая слову гения.
а мимо них, стараясь не мешать,
вели Христа, чтоб на горе распять.
Осень близко,
она только чуть засиделась в бистро.
Преждевременно грустные люди
готовят зонты.
Торопливо прощаются
птицы закатных костров.
Запотевшие окна опять
превратятся в холсты.