Игорь Храмов-Тесёлкин - О войне – с любовью. Россиянам. Соотечественникам. Потомкам

© Игорь Михайлович Храмов-Тесёлкин, 2019

ISBN 978-5-4496-3371-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мы все выросли на фильмах о войне. Смотря эти фильмы, каждый из нас, наверное, задавался вопросом: а ведь страшно, наверное… Особенно когда в лицо тебе хлещет, как принято говорить, «свинцовый дождь», но здесь именно это ставшее таким привычным расхожее выражение является очень точным. Наверное безумно страшно – поднять, швырнуть себя в атаку, броситься навстречу смерти… что там еще – какие бы слова ты не подбирал – они не будут слишком сильными, поскольку все равно не передадут, пожалуй, того накала, того чувства, которое испытывал, наверное, каждый из нас – далеко уже послевоенных пацанов – детей детей войны, задумывавшихся о той, Великой битве… и только главная мысль, пожалуй, была одна: а я – смог бы?

Поэтому я был так потрясен, когда в ответ на мой наивный вопрос мой хороший знакомый (не рискну сказать – друг,

поскольку все-таки я всегда прекрасно понимал разницу между нами), задумавшись, твердо ответил: «Нет. Ты знаешь – за правду – не страшно». Он даже не сделал никаких оговорок – «пожалуй», «наверное». Нет – и все, и это, как и пауза перед ответом, подчеркивали категоричность, я бы даже сказал – безапелляционность его слов.

Я слишком хорошо знал этого человека, чтобы сомневаться в его искренности. Звали его Федор (он просил, чтобы к нему обращались именно так – по имени), и прихожане храмов Всех Святых, в Земле Российской просиявших, Казанской и ряда других должны хорошо его помнить. Колоритный такой дедок – невысокого роста, худенький, постоянно ходил в расшитой петухами косоворотке, брюках, которые заправлял в юфтевые солдатские сапоги и подпоясывался пояском, на котором была вышита Иисусова молитва – «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Такого на всю жизнь запомнишь и встретишь – ни с кем не спутаешь.

Молитву на поясе, по моему, он вышил сам, поскольку был на все руки мастер. В этом я смог убедиться на собственном опыте. Когда у матери сломалась швейная машинка, доставшаяся ей в наследство от одной прихожанки Казанского храма – музейного работника, перешившего на этой машинке, пожалуй, большую часть экспозиции, Федор в воскресенье после службы пришел к нам ее делать. Сам я, как законченный гуманитарий, на такой подвиг в принципе не способен, поэтому ограничился тем, что подавал Федору инструменты.

Вы ходите в церковь? Знаете, как чувствует себя прихожанин после воскресной службы? Молиться на самом деле очень тяжело – если только, конечно, не просто важно прийти в церковь, воткнуть свечку и гордо уйти с чувством собственного достоинства и осознания выполненного долга.

Тяжело полтора часа стоять на литургии, внимательно вслушиваясь в слова молитвы. А кроме этого и свои проблемы тоже есть, и о них тоже надо не забыть Богу сказать. Потому что часто, выходя из храма, ловишь себя на мысли, что о самом главном, пожалуй, как раз попросить и забыл. И только спустя некоторое – необходимое для понимания – время понимаешь, что это и есть как раз показатель того, что ты на верном пути: главное – просто прийти к Богу, а самое главное, как, впрочем, и все остальное, Он решит за тебя…

…После воскресной службы многие прихожане предпочитают отсыпаться. Хотя бы прикорнуть на полчасика – иначе не хватит сил на весь остаток воскресного дня. Особенно если учесть, что после службы тебя ждет праздничная трапеза – как правило, довольно обильная. Исключение составляют работники храмов, которым прикорнуть чаще всего просто нет возможности, но там – «молитва держит». Благодать…

Поэтому я просто засыпал с инструментами в руках, в отличие от Федора, который после обедни сумел еще и переделать массу дел по дому. Моему дому – и это на девятом десятке лет! Его лет. «Эх, ребенок глупый!» – и он потрепал меня по макушке. Ребенок, подходящий в то время к сорокалетнему рубежу – или около того – действительно впервые за столько лет испытал к мужчине давно забытые сыновние чувства.

Иной скептически настроенный читатель усмехнется: чудит, мол, брат-писатель, мажет и мажет краски для придуманной им лубочной картины. Пожалуй, что чересчур… А я как перед Богом клянусь: именно так оно все и было. Больше того: машинка, подаренная матери в храме и сделанная с молитвой, с тех пор по воскресным и праздничным дням не шьет (имеются в виду именно церковные праздники) – то нитку заест, то еще что-нибудь… В будние дни – пожалуйста. Хотите – отнесите сей факт за счет моей неуемной фантазии. А лучше просто поверьте. Поверьте – потому что места не хватит, чтобы рассказать все, что я знаю об этих замечательных людях, победивших в Той войне. По крайней мере – здесь и сейчас. Бог даст – обязательно расскажу.

Так вот, этот глубоко уважаемый мной человек сказал, что на смерть было идти – не страшно. Когда за правду.

Что интересно: по настоящему верующим, по его словам, Федор тогда еще не был – таковым он стал значительно позже – после войны. Но, видимо, бывают в жизни как отдельного человека, так и целого народа – те Моменты истины, когда высвечивается и проверяется его Главная сущность. То, ради чего жизнь отдать не жалко. Которая сама по себе – Жизнь – имеет смысл только тогда, когда посвящена какой-то великой цели – той, которая больше самой жизни и озаряет ее смыслом. Иначе – зачем это все?

Я часто думаю: кем мог стать в мирной жизни, например, наш земляк политрук Клочков? То, что был он человеком явно незаурядным – несомненно. Это надо же – найти слова, которые вошли во все учебники истории: «Велика Россия, а отступать некуда. Позади Москва». России не будет – а эти слова останутся. Как слова того безымянного грека – первого марафонца, принесшего соплеменникам благую весть: «Радуйтесь, афиняне, мы победили!» Сказал – и упал замертво. Ушел в Бессмертие. Смертью смерть поправ…