Дым. Густой. Едкий. Жирный. Он лез в глаза и щипал кожу, покрывая лицо толстым слоем вонючей копоти. Поднеся к лицу исцарапанные и грязные руки, Андрюша с удивлением обнаружил, что ещё жив. Сильно болела правая нога ниже колена, зажатая навалившимся бетонным обломком. Тут же, сквозь вату спрессовавшегося воздуха и багрово – черную пелену перед глазами прыгнула картинка реальности и ворвались звуки. Реальность проявилась раздробленной женской рукой, торчащей из дымящихся развалин. С трудом сфокусировав взгляд, мальчик механически констатировал отсутствие на торчащей руке трёх пальцев и её неестественный изгиб. Запахи крови, палёного мяса и горелого пластика забивали рот, оставляя неприятный привкус какого – то кислого железа, выедали глаза и мешали дышать носом, и без того забитым засохшей свернувшейся кровью. Звуки были хуже. Хуже мёртвой руки и дыма.
В уши ворвались истошные крики о помощи, переполненные ужасом и болью, смешавшиеся с гулом пламени, дробью выстрелов, матерщиной и отрывистыми криками на разных (!) языках. «Вот и сходил в музыкальную школу…» – подумал он. Осмотревшись вокруг, насколько это было возможно из лежачего положения, Андрюша обнаружил себя на противоположной от школы стороне улицы, в развалинах кафе, куда его отбросила ударная волна. От гибели, как оказалось, его спас автобус, принявший в себя основную часть осколков и смягчивший ударную волну взрыва «Томагавка», воткнувшегося в торговый центр неподалёку. Живых в автобусе не было.
В мешанине обломков, крови, костей и чего-то ещё, лениво догоравшей посреди развалин, остов автобуса угадывался с трудом. От вида этой страшной каши Андрюшу вырвало едкой вонючей желчью, залившей остатки куртки. Противно защипало оцарапанную шею, очень захотелось пить и выплюнуть остатки рвоты. Но не тут – то было. Из-за автобуса слышалось движение, выстрелы и отрывистые команды на английском, через дым мелькнул рукав желтоватой пятнистой формы с тёмно-бордовой нашивкой в виде какой-то птицы. Услышав перестрелку, сжавшись в комок, Андрюша изо всех сил пытался раствориться среди развалин, не двигался и едва дышал, хотя желчь на подбородке не желала засыхать, попав в царапины, нещадно их жгла, отчего подбородок страшно чесался. Вся боль из ноги сразу ушла, и тело от кончиков ушей до ногтей заполнил Страх, утянувший сознание в темноту. Андрюша снова очнулся уже глубокой ночью. Кругом было тихо, но вдалеке слышалась стрельба. Почувствовав себя лучше, не обращая внимания на изуродованную руку из обломков, Андрюша первым делом постарался высвободить ногу. Андрюша согнулся и вставил рваный по краю кусок водопроводной трубы под прижимавший ногу обломок стены, раскачивая который, постепенно высвобождал распухшую как бревно конечность, которую уже почти не чувствовал. Бетон поддавался плохо, сил не хватало, но после получаса упорной борьбы с бетоном и кирпичами ногу удалось освободить. Тут же невероятная боль огненной иглой проткнула его от макушки до пяток, заставив вцепиться зубами в грязные лохмотья рукава куртки, чтобы не закричать, и снова провалиться в спасительную темноту, поглотившую сознание целиком и потерял сознание на несколько минут. Придя в себя от всё того же болевого ощущения, Андрюша почти два часа сквозь тёмно – красные круги перед глазами, борясь с подступившей так невовремя тошнотой («похоже сотрясение» – машинально отметил мальчик), едва различая себя в темноте и чадящем дыме, задыхаясь от него и от боли, пытался хоть немного растереть конечность и облегчить восстановление кровообращения. Оно явно улучшилось, но отёк по – прежнему остался, хотя и немного спал. Страшно хотелось пить и на глаза навернулись слёзы, но Андрюша почувствовал, что нога постепенно наливается горячим свинцом и пульсирует. Отметив это про себя и вспомнив школьный курс биологии, заключил: «Значит восстанавливается кровообращение и нога цела», что было добрым знаком, лучшим с начала дня. Покинуть место он мог пока только ползком. Активное передвижение, увы, оставалось невозможным, пока нога не начнёт функционировать нормально. Настроение у Андрюши поднялось, когда в темноте он случайно обнаружил свои очки, неведомым образом оказавшиеся под левой коленкой, и которые тут же водрузил на законное место на носу, пытаясь сквозь сильно треснувшее левое стекло и жутко грязное правое хоть что-нибудь рассмотреть впереди. Посмотреть было на что. Точнее не на что, поскольку музыкальной школы, обувного магазина под ней и соседних домов не было. Были развалины, несколько перевёрнутых вдребезги разбитых машин, чадили пожары вблизи и поодаль в сторону реки. Из салона опрокинутой Тойоты торчало что-то бесформенное, чёрно-красное, без головы со светлыми длинными волосами, которая лежала под колесом опрокинутого набок грузовика, взирая на происходящее бессмысленным взглядом в вечность.
Всё просто. Боевые сенсоры «Томагавка» с проникающей боевой частью, выпущенного с борта американского крейсера «Филиппин Си» в районе Байдарацкой губы в Карском море, запрограммированные с помощью рельефометрической системы коррекции TERCOM – Terrain Contour Matching успешно вели крылатую ракету, запрограммированную на проникающий подрыв, к цели. TERCOM определял текущие координаты путем сверки данных радиовысотомера с цифровой картой рельефа по маршруту полета на координаты здания Томского областного правительства, позволили успешно миновать на предельно малой высоте заслоны российских наземных средств ПВО. Маневрирование ракеты в сложных метеоусловиях резкого перепада давления и температур привело к неровному прохождению электронного сигнала, позволяющего сенсору оптической системы распознавания целей сравнивать реальную местность с координатами задачи.
На подлёте, в 10 километрах от точки подрыва беспощадный убийца выходил в зону атаки, ориентируясь по высоте подстилающего рельефа, и включил электронные «глаза» системы DSMAC (Digital Scene Matching Area Correlation). Угроза «недемократического режима» сверяла полученные картинки с заложенной в её память «фотографией» жертвы.
Но сенсор, не осведомлённый до конца о возможностях российских систем радиоподавления и помех, исказивших электронную карту, забитую в его цифровые мозги, идентифицировал как цель близкорасположенное к правительству похожее по конфигурации здание и направил туда полтонны гексогена, изменив курс всего на 0,001 градуса.
Ракета ударила в здание близлежащего торгового центра, не долетев до заданной точки каких-то двух сотен метров. Из-за этого поднятая стена огня и последовавшая ударная волна, которые должны были накрыть основную часть управленцев администрации и прочих чиновников, лишь частично повредили здание, собравшее в себя цвет органов исполнительной власти, разрушив его западную часть. Разумеется, повезло не всем. Больше всего торговому центру, площади перед ним, и прилегающим улицам. Ну и людям, которые жили, работали, дружили, любили, целовались и страдали на этих улицах. Не всех коснулись страшное пламя ракеты, осколки бетона и стекла, позволившие умереть в изощрённых мучениях. Некоторым повезло больше, поскольку им достались снаряды автоматических пушек бронетехники, пули винтовок «L85A2», а также пулемётов «L11A1» и 7, 62 мм. «L7A2», которые в деле установления порядка и демократии на территории России с успехом применили «секшены» и «фаертимы» «Нападающего орла» – британской 16 Воздушной штурмовой бригады, ответственной за очистку Томского сектора интеграции от нелояльных граждан и сепаратистки настроенных лиц. «Нежелательные» и «сепаратистки настроенные» в изобилии лежали среди развалин и в автомобилях, разорванных снарядами автоматических пушек. Одного такого или одну (?) – узнать было невозможно, – стучавший зубами от ночного холода и волнами накатывающего от ноги жара Андрюша, наблюдая за метавшимися в ночи где-то вдалеке фарами машин и сполохами пожаров, заметил совсем рядом, в нескольких шагах слева в сторону городского почтамта. Голова трупа и левая рука были придавлены большим куском бетона, под который натекла и уже успела подсохнуть большая лужа крови. Но не этой привлекло его внимание. Урчавший от голода желудок всё настойчивей заявлял о себе и требовал чем-нибудь его заполнить. Рядом с трупом лежал пластиковый пакет, из которого рассыпались большие оранжевые апельсины, всем своим видом выражающие недоумение по поводу окружающего их молчания, пожаров и крови, и призывающие мир к празднику.
