– Фрекен, коляска-то ваша совсем плоха. Да и в грязи намертво застряла. Коли вытащите ― так совсем развалится.
Признать правоту старика-лавочника не позволяло упрямство и злость на то, что все сложилось именно так.
– Так и будете возиться? Или на подмогу кого позвать?
Руки были грязные, два ногтя сломались, а в ботинках булькало жидкое нечто.
– А лучше оставьте-ка вы эту рухлядь. Я у вас ее куплю, буде так угодно. За седло, скажем. И вы можете на коне скакать себе дальше.
Старик вытянул шею в ожидании ответа. Оставив ненавистную коляску, я села на груду камней и опустила руки. Во всех смыслах.
– Делайте, что хотите. Отдам коляску за хорошее седло.
– Ага, фрекен, ― обрадовался лавочник. ― Вы подождите, я за ним сбегаю.
Пока он ходил, я лениво осматривала унылый пейзаж вокруг, мерзкое серое небо и чахлые кустики вдоль дороги, и размышляла об обстоятельствах, которые поставили меня в такое жалкое положение. Мои родители, младший брат или мое нежелание жить как все люди.
Многие девушки моего возраста (как я не люблю это слово) умерли бы от счастья, если бы родились в моей семье, а точнее, в королевской семье. Слуги, наряды, почтение и никаких обязательств, кроме придворного этикета. Да, и еще замужества. Собственно, с него-то все и началось.
Отец и мать баловали меня, несмотря на то что я была старшая. Брат рос в большей строгости, как и положено наследнику престола, но и он не был обделен любовью наших коронованных родителей. И все было прекрасно до тех пор, пока они не задумались о наших браках.
За год, пригласив ко двору нескольких претенденток, выбрали невесту брату, а вот со мной получилось не так гладко. Дело в том, что на середине процесса нанесения взаимных визитов я поняла, что вообще не хочу замуж. Нет, я, конечно, знала, что это необходимо, и так все делают, и всем людям необходима пара и семья, однако мое внутреннее «я» было с этим в корне несогласно и подкидывало мне неудобства в поведении и общении.
В результате противоположный пол в лице принцев, а потом уже и просто графов и баронов (трудно представить отчаяние моего отца) разбежался, а я осталась в мире с тем самым «я» и с чувством, что я плохая и неблагодарная дочь.
Помню, как мой брат накануне своей свадьбы сказал мне:
– Вообще, я даже рад, что ты разогнала всех женихов. Теперь не надо беспокоиться о том, кто будет нянчить наших с Норой детей. Они будут называть тебя тетушкой Гретой, а когда ты состаришься ― помогать искать твое пенсне.
– Смотри, чтобы тебя благодаря твоей Норе в будущем не прозвали королем-подкаблучником. Так и войдешь в историю.
– Лучше я буду Рихардом Подкаблучником, чем Гретой Старой девой, ― хихикнул братец.
– Это тебе обязательно надо жениться, а я вольная птица. ― Плохо, что я повысила голос. Значит, ему удалось меня разозлить.
– Ага, вольная… Словно неуклюжий дракон раскидала своими крыльями всех, даже самых захудалых женихов. Странно, что отец не пообещал тебя выдать за какого-нибудь мрачного кузнеца… ай! ― это я стукнула брата плотной подушкой.
– Что за дурацкие шутки, какого еще кузнеца?
– Ну как… ― Рихард весело посматривал на меня из-за своего убежища-стола. ― В некоторых королевствах так и делали. Говорят, что это способствует улучшению восприятия окружающего мира и осознанию собственного места в нем.
– Какая чушь! Сказки все это! Родители никогда со мной так не поступят! ― Я чувствовала, что мой голос срывается на плач, но ничего не могла поделать. И почему меня так задел этот разговор?
– Гм… Не знаю, не знаю… Из милосердия тебе могут дать выбрать ― либо нянчиться с племянниками, либо замуж за кузнеца.
– Не желаю слушать тебя! ― закричала я и убежала в свою комнату.
Смешной детский поступок. Уж в двадцать пять лет можно было ответить пожестче. Тем более сопливому мальчишке, которому едва сравнялось девятнадцать.
Сейчас, сидя на холодном камне и дожидаясь лавочника с седлом, я снова почувствовала гнев и беспомощность, которые тогда не давали мне уснуть.
Свадьбы Рихарда я не дождалась. Проведя ночь в библиотеке, к утру я сбежала. И виной тому были злость, обида, осознание собственного ничтожества, а также старая хроника, найденная случайно среди покрытых пылью книг.
Умудренные опытом седые старцы, вроде того, что предложил купить сломанную коляску, посоветовали бы мне вернуться в колыбель, чтобы вырасти из бабкиных сказок. Потому что только ребенок поверит в истории подобные той, что я прочитала в этой книге.
Кряхтя и отдуваясь, старик нес седло, а с ним шел мальчишка, который тут же кинулся распрягать коня. Я молча смотрела, как они освобождали коляску и прилаживали седло.
– Все готово, фрекен, ― поклонился старик. ― Можете продолжать свой путь.
Я залезла в седло, которое оказалось не таким плохим, как я предполагала и, отказавшись от еды и мытья рук, поехала дальше. Есть не хотелось, а руки и без того были настолько грязные, что вода из местного корыта их все равно не спасла бы. Скоро должен показаться город, а там наверняка найдется приличная гостиница. Я сверилась с картой, предусмотрительно прихваченной из отцовских запасов. Она была явно моложе книги, по которой я ориентировалась, но я надеялась, что расхождения в географии окажутся незначительными.
Увидев красивый, ухоженный и на редкость цивилизованный город, я воспрянула духом. «Ничего, ― бормотала я себе под нос, спешиваясь возле первого же здания с вывеской «Гостиница». ― Я вам всем покажу, как надо мной смеяться».
Улыбчивый хозяин взял деньги и проводил меня в комнату, не высказав ни единого замечания насчет моего внешнего вида. До чего вежливый человек!
Горячая ванна расслабила меня окончательно, и я, преисполненная самых обнадеживающих мыслей, задремала.
Во сне мне привиделся город. Только теперь он был не таким красивым и ухоженным. Его словно полили грязными красками, похожими на ту несуразную смесь, которую мы с Рихардом в детстве умудрялись сотворить на уроках живописи. Нечто коричнево-серое. По улицам бегали какие-то странные создания: то ли собаки, то ли крысы, то ли что-то среднее между ними. Они забирались на стены и крыши домов, чтобы оттуда спрыгнуть на редких прохожих.
Испугавшись тварей, я забежала в ближайшую открытую дверь и оказалась в библиотеке. По крайней мере, об этом можно было судить по множеству книг на полках. Я кинулась искать ту самую книгу, которую прочитала у себя в замке, забыв, что взяла ее с собой в дорогу.
Испачкав руки и одежду в коричнево-сером веществе, что покрывало все вокруг, я отыскала толстый том и жадно бросилась листать его. Удивительно, но в этой книге попадались страницы, которых не было в моем экземпляре. Попытка прочитать их в полутьме вызвала головную боль, с которой я и проснулась в уже остывшей ванне.
