У самой кромки воды сидела женщина неопределённого возраста. Распущенные волосы развевались от дуновения ветра и в лучах заходящего солнца были похожи на языки пламени. Истинный цвет их – пепельно-серый, и по всему, видимо были просто седыми. Лица не было видно и поэтому о возрасте этой особы трудно судить. Лишь пальцы левой руки, отодвинутой чуть назад и в сторону, недвусмысленно намекали о преклонных годах своими морщинами.
Смотритель за пляжем делал обход вверенной ему территории и заметил одинокую фигуру, сидящую у волнореза. Вечер своей прохладой никак не способствовал посиделкам у моря, и поэтому молодой парень решил осведомиться – всё ли в порядке у этой женщины.
Походя ближе, он достал пачку сигарет. Зажигалка выпала из кармана и упала на гальку. Смотритель наклонился за ней и не сгибая коленей, поднял её двумя пальцами. Когда он выпрямился, странной особы нигде не было видно.
– Померещилось, что ли? – вслух подумал Стёпа, и взглядом прочёсывал береговую линию.
Ни всплеска воды, ни каких следов незнакомки не было видно. Лишь штиль морской глади, сливающийся со свинцовым вечерним небом у горизонта.
Подойдя к тому месту, где сидела женщина, он тщательно огляделся вокруг ещё раз и уже собирался уходить, как краем глаза заметил блестящую штуковину у самого края волнореза.
Это оказался золотой браслет в виде змеи. Огромный камень белого цвета сверкнул в сумерках так, что было очевидно, что это не простая стекляшка. Был и сам браслет довольно увесистым, и у Стёпки засосало под ложечкой от предвкушения свалившегося на него богатства. Озираясь по сторонам, он сунул тяжёлую побрякушку в барсетку и застегнул молнию.
– В ломбард не понесу. Штуковина явно не дешёвая и если кто и потерял её, наверняка уже обратился в полицию, – шёпотом размышлял молодой смотритель, – Барыгу надо искать…
Размышления привели его в ночной бар, куда он частенько наведывался отдохнуть, поболтать о жизни с приятелями, да пропустить стаканчик-другой.
Обведя взглядом немногочисленных посетителей питейного заведения, он приметил за дальним столиком знакомое лицо, весьма кавказкой внешности.
– Привет, Шухрат, – с ходу приветствовал он бородатого типа, присаживаясь за столик.
– Ну, привет, – ответил тот уже изрядно заплетающимся языком, но без сильного акцента.
– Дела какие до меня, брат? Или просто языком почесать? – незамедлительно осведомился Шухрат.
– Дела, брат, очень важные дела…
– Выкладывай, что у тебя ко мне. Только знай – если порешить кого, то это не ко мне. А ежели купить-продать – двадцать процентов мне…
– Вот именно – «купить-продать». Но, думаю и десяти процентов с тебя хватит.
– Какой-такой, десать? – с явно деланным акцентом проговорил кавказец, – Восемнадцать. И нэ капейки менше…
– Ну, тогда нам не о чем с тобой говорить, – отрезал Степан, и сделал вид, что поднимается и уходит.
– Э-э-э, брат, подожди, дарагой! Зачэм так говорить? Прысядь, выпей вискарика, и давай на чыстоту – с чэм пришёл, раз менэ за дэсять працентов хочешь купыть…
– Пятнадцать, выпивка за мой счёт сегодня, – шёпотом и без акцента проговорил Шухрат, когда Степан снова присел за столик.
– Одиннадцать. И бухло за тобой, – прищурившись, ответил Стёпка, протягивая кавказцу ладонь правой руки.
– Двенадцать и стол. Моё последнее слово, – подмигнул кавказец, протягивая свою руку, явно не желая сдавать позиции.
– Лады…
– Вот и славно, а теперь к делу давай, – проговорил Шухрат, пожимая Степану руку.
– В горле что-то пересохло у меня. Промочить бы…
Кавказец понимающе улыбнулся и крикнул бармену:
– Уважаемый, виски – два по сто…
– Две по ноль семь, стакан и зажрать что-нибудь, – перебил его Степан, явно давая знать, что дело тут не копеечное.
Шухрат лишь утвердительно кивнул бармену, и оба они стали ждать заказ.
Через минуту пришёл бармен, поставил две бутылки виски на стол, чистый стакан и вкусно пахнущее мясное блюдо. Кавказец снова кивнул бармену и тот удалился за стойку.
Стёпка налил себе до краёв и залпом осушил содержимое стакана. Ковырнул блюдо вилкой, и то, что зацепилось самым кончиком столового прибора, отправил себе рот. Шухрат чуть пригубил из стопки и с вопрошанием и ожиданием уставился на Степана.
– Смотри, есть у меня одна цацка. Сможешь пристроить за хорошие бабки? – слегка хмелея уже, Стёпка приоткрыл молнию барсетки, демонстрируя своё богатство.
Из барсетки блеснуло жёлтым и белым, и глаза у Шухрата загорелись, как у мультяшного Скруджа МакДака.
– Гдэ-э взал, нас не порэжут за эту цацку? – проглотив подступивший к горлу комок, с акцентом и шёпотом вымолвил кавказец.
– Да нет, брат. Штуковина чистая. Её на пляже кто-то посеял…
– За такую цацку могут и башку отрезать. Или яйца…
– Э-э-э, брат. Вижу я – ты в штаны наложил. Раз не хочешь мне помочь – я сам барыгу найду, – приподымаясь из-за стола, ответил Стёпка.
– Погоди, не шуми. Дай подумать. Мне переговорить надо кое с кем, сам ведь понимаешь – тут бабки не шуточные, – уже без акцента сказал Шухрат и видно было, как в глазах кавказца загорается искра мошенника.
– Ты выпей ещё, брат. Что сидеть на трезвую голову. А я пока подумаю-покумекаю…
– Ах ты, чебурек недожаренный. Решил напоить меня и браслетик умыкнуть? Во тебе! – не на шутку взбеленившийся Стёпка покрутил фигой у лица кавказца.
– Зачем так говоришь, брат? Всё сделаю по высшему разряду. Я ведь и сам башкой рискую, пойми, нельзя вот так нахрапом и наскоком всё решать. Тут поразмыслить надо…
– Мысли, давай. А я, покамест, до дому почапал. Знаешь, где найти меня. И смотри там, без своих штучек-дрючек, – выдал Степан, забирая со стола две бутылки виски – одну целую, а другую початую.
– Я позвоню тебе, – проговорил Шухрат, взглядом провожая смотрителя пляжа…
