Стояла глубокая осень. Я лежал на верхней полке пассажирского поезда и, подперев подушкой подбородок, тщетно вглядывался в ночное окно, за которым на протяжении всего пути густыми хлопьями шел мокрый снег. Похоже, зима все же наступила. Справа от меня, уткнувшись в книжку, лежала девушка. Ее тяжелые обрезанные волосы спадали, закрывая текст книги от света. Она периодически поправляла их, непроизвольно поворачивая голову в мою сторону. «Губастенькая, – отметил я про себя, – и глаза крупные, в моем вкусе». Она же, напротив, меня не замечала и была полностью увлечена чтением. У меня не было ни книги, ни газеты, и мои мысли бесцельно блуждали. То думалось о доме, где я не был две недели, мой отпуск закончился; то о предстоящей работе; а то (и чего греха таить) о девушке, на которую я иногда тайком посматривал. То вдруг охватывало какое-то беспокойство. «Ну вот, опять уезжаешь, – звучали слова мамы, – когда теперь тебя ждать? Через год? Оставили меня одну». Да! Я прекрасно понимал: маму надо забирать, но внутренне еще не был к этому готов.
Поезд тем временем стал притормаживать, заскрипели тормоза, проводница предупредила о приближении станции, включился дежурный свет. За окном продолжал идти плотный снег, и мне никак не удавалось разглядеть название станции. «Вешки» – наконец-то прочитал я. Поезд остановился. На перроне суетились пассажиры, ища свои вагоны. Проводница открыла дверь. Потянуло сыростью, прохладой и чем-то еще, каким-то запахом, присущим только поездам, по-видимому, железнодорожной смазкой из тормозных букс.
