Когда мне исполнилось лет восемь, вся наша семья перебралась в город и время от времени наведывалась в родные края. Такова была традиция, но постоянная занятость домочадцев в последние годы не позволяла часто ездить. И этим августом, по разным причинам, я поехал один.
Не торопясь, вразвалочку, я шёл со станции по дороге, прямиком ведущей к деревне. И вдруг потемнело, загромыхало, подул ветер и сверкнула молния. Раздумывать было некогда, пришлось бежать. Успел, однако!
По соседству с нами жила моя тётка – Марья Григорьевна. Она присматривала за домом, который иногда пустовал, но не долго. В этот раз Марьи Григорьевны в доме не было. Судя по приготовленному ужину, она всё же ждала гостей, заранее зная, что именно в эти дни нагрянет часть семейства. Выложив из сумки небольшой подарок для неё, переодевшись и отужинав, я расположился на диване и, под стук дождевых капель – начинался ливень – задремал. Около десяти вечера я открыл глаза. Было прохладно и необыкновенно тихо.
Мне нравился этот дом. Не сказать, что он был слишком большой, но весьма просторный. Места хватало всем. Есть где разгуляться. Особенно была уютной комната, соединённая с залом и коридором, где стояли диван, кресла и низенький журнальный столик, а два светильника по углам неярко освещали помещение и настраивали на неспешное времяпровождение. Что я и делал, потягивая ароматный кофе. В этой комнате всегда чувствовалось что-то загадочное. Эти стены, книги, мягкий ковёр словно бы притягивали к себе, приглашая растянуться на диване, помечтать, почитать, а то и взяться за перо и сочинить стих. Вдохновение жило здесь. Недаром дед любил проводить вечера именно в этой комнате, а бабушка любила рассказывать сказки. Не случайно это, ах не случайно!
На улице бушевал ливень, а значит, не высунуть и носа во двор, не то чтобы куда-то сходить или съездить, да и дороги размыты. За окнами чернеет лес, в котором чудятся танцующие в темноте подозрительные силуэты. Шорохи, скрипучие половицы, непонятный звон, гудение электропроводки. Чем не атмосфера для волшебства в доме на отшибе деревни?
Марьи Григорьевны все нет, а ведь знает, что я приехал. Стол, том персидских сказок, горящая свеча, пламя которой колышется в ореоле радуги, несколько листов писчей бумаги, записная книжка с идеями, так и оставшимися ничем. Я смотрю на свечу и, созерцая огонёк, теряю концентрацию. Отпустив на волю мысль, уплываю туда, где сверкали молнии. Постепенно свеча отпечаталась во тьме закрытых глаз и пропала.
И тут в чулане, с выходом в сад, как будто что-то упало. Сон как рукой сняло.
– Марья Григорьевна, это вы?
Никто на мой вопрос не ответил, и тут я услышал, что по полу катается что-то круглое, а тихие извинения по поводу какой-то там нечаянности и просьба не беспокоить насторожили.
– Марья Григорьевна!
Ответ удивил меня:
– Её здесь нет, а вы спите, спите!
Отхлебнув ещё неостывший кофе, поставив чашку на стол и откинув плед, я засеменил в направлении чулана.
В конце августа – начале сентября в чулане обычно скапливались вёдра, в которых до поры до времени лежали яблоки, груши, разные овощи – урожай с огорода. В общем, всякой всячины понемногу. Немудрено было в потёмках обо что-то споткнуться и упасть, хуже того, нарваться на грабли.
«Кто же такой вежливый, да еще ночью?» – подумал я. Звонкий голос незнакомца звучал у меня в ушах. Подойдя к двери чулана, я легонько толкнул её и заглянул внутрь, ожидая увидеть пришедшего. Никого! Включив свет, я оглядел помещение и не обнаружил присутствия постороннего. На спадающей волне отвернувшейся удачи облегчённо вздохнул. Всё было как прежде, на своих местах, за исключением… одного ведра, которое куда-то испарилось. Перебрав все возможные объяснения случившегося, но в итоге так ничего и не придумав, я стал собирать рассыпанные яблоки, продолжая прислушиваться к окружающим меня звукам.
– Сними мешок, – вдруг прозвучало в коридоре.
Вздрогнув от неожиданности и ощутив неприятный озноб в позвоночнике, я медленно поднялся и крикнул:
– Кто здесь?
Ответом был только зловещий гул ночного дома.
– Кто здесь? – повторил я свой вопрос, раздраженный неуместными в столь поздний час «прятками».
– Кто, кто! Сними мешок, – теперь уже из кухни, тем же голоском, отозвался некто. «Шик, шик», – прошелся веник по тканой дорожке. «Бряк, дзинь», – звякнуло в районе кухонного окна.
Не вытерпев такого издевательства, я схватил первый попавшийся в руки черенок и, покруче размахнувшись, в мгновение ока влетел на кухню. К моему изумлению, кухня была пуста. Окно было закрыто на шпингалет. Вязанка дров, кастрюли, шкаф и старый веник за печкой. Никого! Сохраняя бдительность, я не знал, что и думать. Меня не пугали разные мистические штучки. Я не верил в россказни про домовых, змей и прочих бестий. Конечно, интересно было послушать всякие такие истории, но верить в бабушкины сказки в наш космический век я считал несерьёзной забавой, играющей на человеческом страхе. И все же, что это за весельчак, решивший, что ему все можно?
– Умник! Покажись только мне! Поучу, как людей по ночам беспокоить, – недовольно пригрозил я, схватив со стола огурец и нервно начал жевать его. Слегка подкрепившись, зашёл в залу. Тут я явственно ощутил, что некто находится рядом, в трёх шагах от меня.
– Ну что? Мешок будешь снимать? – услышал я снова.
– Ах ты!
Черенок, зажатый в моей руке, засвистел в воздухе. Я носился по залу и размахивал им, но каждый раз попадал в пустое пространство. В редких вспышках молний я видел, что удары приходились на косяк двери, стены, шкаф, не достигая своей цели. Света, проникающего из кухни и коридора, не хватало для полного удовлетворения моих световых потребностей.
– Ах ты, гадина! Пошел вон! – рассвирепел я.
– Ку-ку. Мимо. Ха, ха, ха!
Я его, сам не знаю кого, прекрасно слышал, но почему-то не видел. Ни силуэта, ни тени, только этот мерзкий, тонюсенький голосок. Он звучал повсюду. Казалось, махни черенком – не промахнешься. Вот он! Но ничего живого, человеческого, состоящего из плоти, как это ни странно, не было! Невидимка рыскал по моему дому, отпуская с невидимого языка язвительные оскорбления, которые доводили меня до жуткой ярости. Я не хотел спускать такого хамства, уже не обращая внимания на устроенный в доме бардак, и как сумасшедший гонялся за ускользающим в потёмках голоском, до сих пор не веря в то, что бабушкины сказки стали для меня явью. Каким-то невероятным способом я сам оказался в этой самой сказке. «Какое-то аномальное явление, где видимое стало невидимым, сказочное – реальным», – подумал я, с трудом допуская мысль о привидениях и домовых, которые способны проявить свои очумелые силы, наверное, потому что перепутали свое место.
