Лето было жарким. Иногда казалось, что осень уже никогда не наступит и это пекло будет вечным.
Элька ждала телеграмму. Сегодня, 25 августа, в День её рождения в соседнем городе должны были вывесить списки абитуриентов, поступивших на филологический факультет русского отделения государственного педагогического института. Она не была уверена в успехе, но думать о поражении не хотела, да и по причине немыслимой жары – не могла. Во второй половине дня пришел совершенно протухший почтальон, и Элька прочитала текст послания – « Принята. Выезд в колхоз 27 августа в 8.00».
Элька собрала чемодан. Туда она сложила все свои новые платья, брючки, теплую кофту, замшевые ботиночки и красные резиновые сапожки на каблучке, с выпуклыми пуговками, югославские.
Автобусы отъезжали от центрального входа в главный корпус института. Уже были выбраны ответственные за группы, командиры бригад, старосты и другая общественность. Элька села рядом со своей новой знакомой Эльзой Майер и всю дорогу с превеликим любопытством смотрела в окно.
Элька не была красива, но и обычной её внешность трудно было назвать. Предки смешали в ней столько кровей, что своим произведением могли бы гордиться украинцы, белорусы, цыгане, поляки, польские евреи, башкиры, татары, ну и главные виновники этого винегрета – русские.
У Эльки был друг. Не завистливая подруга, тайно злорадствующая по поводу Элькиных неудач, а настоящий друг. Красивый, добрый, умный, весёлый и никогда не унывающий. В их тандеме он, несомненно, был лидером. В нем было столько энергии, бьющей фонтаном радости жизни и жажды постоянных приключений, что казалось еще секунда и все вокруг него взлетит на воздух, взорвется миллионами осколков. С 6-го класса все дни напролёт они проводили вместе. Уже тогда, в самых далеких уголках своей души Элька отторгла женскую дружбу и всем сердцем приняла мужское общество. Верное, умеющее хранить тайны и держать язык за зубами, настоящее.
Элька любила литературу – современную и классику, отечественную и зарубежную. Заглатывала всё, раскладывая по полочкам в глубинах своей души. И до головной боли искренне рыдала над произведениями Жорж Санд «Консуэло» и Войнович «Овод», стихотворением Роберта Рождественского «Помните» и поэмой Анны Ахматовой «Поэма без героя ….».
Элька любила свою семью. Семья любила Эльку. Её отец был военным летчиком и был искренне горд, что служит Родине. Элькина мама училась в школе с испанскими детьми, и события тех дней оставили в её душе глубокий эмоциональный след, они повлияли на её решение изучить испанский язык. Элькина мама тоже любила Родину. Она закончила иностранный факультет одного из прибалтийских университетов по специальности «учитель испанского языка». Увы, по специальности она не работала ни одного дня. Но у нее появилась новая профессия – жена офицера.
С детства Эльку обволакивали любовью и воспитывали в уважении. К товарищам. К профессии. К старшим. С детства вместе с любовью родителей Элька впитала в себя любовь к Родине, к делу, которому ты служишь, к людям. Это чувство было огромным (во всё небо!). Элька была искренним человеком, и любовь внутри нее горела ярко и горячо.
Да, у Эльки было горячее сердце. Временами даже казалось, что за спиной у неё крылья, только об этом никто не знал, Элька бережно прятала их от любопытных глаз.
Элька любила свой маленький город. Она выросла вместе с ним. Элька очень любила летать над городом во сне, низко-низко, над самыми крышами. Летала она, размахивая своими серебристыми крыльями, легкими и чуть-чуть прозрачными. Словно маленький сторож она облетала все свои владения, дом за домом, улицу за улицей, парки, аллеи. Город был для неё большим живым и родным существом.
Ближе к вечеру вчерашних абитуриентов привезли далеко-далеко в степь. Жилых строений не было. О присутствии здесь людей намекало несколько одноэтажных строений с зияющими черными проемами открытых дверей, деревянная веранда (как оказалось – столовая) и немного поодаль высокий квадратный домик с окнами без стекол (элеватор).
Девочек поселили отдельно. В комнате с одной тусклой лампой на коротком шнуре стояло 13 железных кроватей. Видавшие виды матрасы и серо-бурое белье выдали под роспись. Элька обживалась. Положила в тумбочку туалетные принадлежности, повесила на спинку кровати полотенце, достала тапочки. На вторую спинку, у стены повесила сильно мнущиеся платья.
Знакомиться с коллективом Элька не спешила, молча приглядывалась. Она никогда не оказывалась в незнакомом коллективе так надолго, тем более в бытовой обстановке, но надо сказать, что происходящие события Эльке нравились. С удивлением и неподдельным интересом она открыла для себя, что девочки были разных национальностей.
Худенькая, с едва уловимым косоглазием немка Грета. Главным своим достоинством Грета считала свои длинные, густые белые волосы. Она расчёсывала их каждое утро и наигранно ругалась, грозно обещая кому-то сегодня же отрезать садовыми ножницами всё это великолепие. Грета была из семьи сосланных в Казахстан поволжских немцев.
Две русские девочки-родственницы держались вместе и всем своим видом старались показать, что оказались здесь совершенно случайно, временно и беспокоить их не надо. Были они двоюродными сестрами, одна толстая, с надутым вечно недовольным лицом, а вторая худенькая, с убегающим взглядом, вся какая-то посторонняя и незаметная как тень. Были они дочками каких-то начальников и, видимо, по сложившейся привычке сразу расставили вокруг себя защитные ограждения.
Высокая, крепкая, со смуглой кожей и огромными карими глазами грузинка Марико. Марико немного картавила и говорила нежным грудным голосом. Мама Марико родила дочь в 45 лет, и было непонятно, видела Марико своего отца хотя бы раз в жизни или он не доставил ей такого удовольствия. Ходила она в видавших виды спортивных штанишках завернутых до колен и трикотажной кофточке, пуговки на которой с особым старанием удерживались на её груди.
