Слияние с природой, с тихим и ясным осенним днём, с берёзовой аллеей в центральном парке, с мелодией старого вальса из кафе с новомодным названием. В кафе шумит свадебное застолье. В аллее парка плавно и торжественно опадают с деревьев отжившие жёлтые листья. Душа сливается с падающей листвой, подхватывается легкими движениями воздуха и растворяется в мелодии вальса. Душа уходит в лучезарный осенний свет. В этом свете яркими бликами мелькают события уходящей жизни.
Все говорили, что у Григория золотые руки, глаз-алмаз, крепкая мужская смекалка. На работе его за это ценили.
– Гришка! Когда наследниками обзаведешься?! Пора бы уже тебе трудовую династию Туровых продолжать! – наседал на него старый мастер.
– За мной, Василич, не заржавеет! – отшучивался Григорий. Он верил, что воспитает своих будущих сыновей не хуже, чем его старшие товарищи по бригаде.
Он ошибался.
*
– Бракодел! – сказал старый мастер, когда Григорий сообщил ему, что его первенец – девочка.
– Все по плану, Василич! Сначала няньку, потом – наследника!
*
Григорий впал в отчаяние, когда узнал, что и второй его ребенок тоже девочка.
Когда жена впервые показала ему новорожденную, Григорий окончательно сник. Он увидел сморщенное красное личико, маленькие красные ручки и ножки, и с горечью произнес:
– Да, она даже некрасивая!..
Потомственная жрица культа вуду Наоми смотрела перед собой воспалённым взглядом, в котором клубилась тьма, сверкали молнии, бушевала водная стихия. Ее руки прижимали к груди безжизненно обмякшего младенца; в ее груди нестерпимым жаром пылал огонь. С её пересохших губ срывались слова страстного заклинания. Она была крепким стволом дерева махогани, оккультной тайной горного пика Ла-Сель, бушующим ливневым разливом реки Артибонит, знойным небом и ревущим пламенем в диких зарослях сухостоя.
– Духи леса, земли, воды, воздуха и огня, я, мамбо Наоми, призываю ко всей вашей силе! Встаньте на защиту моей дочери!! Не дайте ей умереть!!!
Аборигены острова Гаити знают, какую великую власть имеют заклинания колдунов зловещего культа вуду.
*
– Некрасивая?! Моя Зиночка некрасивая?! Как же так? – растерянно думала Валентина, прижимаясь щекой к беспомощному красному тельцу и орошая его слезами.
– Доченька, моя! Ты вырастишь у меня самой-самой красивой! Тебя все будут любить! – шептала она будто заклинание.
Через двадцать лет на улице одного большого южного города мимолётно разминутся, спеша по неотложным делам, две девушки: пышущая здоровьем чернокожая дочь мамбо Наоми из далёкой страны Гаити и излучающая флюиды непреодолимой женской привлекательности Зиночка, одинаково оберегаемые любовью и молитвами своих матерей.
…Это будет через двадцать лет.
У годовалой Зиночки были жиденькие светлые волосики и кривенькие ножки. Она раньше многих своих сверстников научилась ходить, и смело упражнялась в этом новом способе передвижения. Ее впечатления еще не складывались в осмысленную картину, а сны были хаотичны и бесследны как полет мотылька.
– Доченька, моя! Ты вырастишь у меня самой-самой красивой! Тебя все будут любить! – шептала свое материнское заклинание Валентина, убаюкивая некрасивую малютку.
А Григорий все чаще ловил себя на том, что он любуется своей крошкой. Она пробуждала в нем такое горячее отцовское чувство, которое он прежде к ней не испытывал. Его сердце заходилось от счастья, когда он целовал ее жиденькие светлые волосики, оттопыренные ушки, кривенькие ножки.
– Пусть только кто-нибудь попробует обидеть мою дочку! Голыми руками его порву!!
*
Валентина ворковала над Зиночкой, обучая ее упрощенному «детскому» языку. Она показывала ей корову на картинке и говорила:
– Му-му!
Показывала собаку на картинке и говорила:
– Гав-гав!
На прогулке с отцом Зиночка увидела красивую маленькую козявку: кругленькую, с черной головкой и черными пятнышками на блестящих красненьких крылышках.
– Это божья коровка, – поясняет Григорий.
– Мумуня? – переспрашивает Зиночка, удивленно распахивая свои восхитительные светло-карие глазки.
*
В три годика Зиночка не перестает забавлять своеобразием своих восприятий.
Так, однажды, за семейным обедом Григорий рассказывает, какого большого кота он видел в доме у своего товарища по работе.
– Вот такой! – говорит Григорий, по-рыбацки раздвинув ладони на длину кота-великана. – И такой этот котяра сильный! – увлеченно продолжает Григорий, – Ну, прямо как слон!
– А у него хобот есть? – спрашивает Зиночка.
Зиночка еще не знает, что есть слова, которые считаются плохими. На прогулке с бабушкой она слышит, как их сосед ругает свою не в меру разыгравшуюся собаку:
– Я вот тебе, б.., дам! – говорит сосед, строго глядя на собаку и грозя ей пальцем.
И собака тут же присмирела.
Вечером бабушка укладывает Зиночку спать. Зиночка сердито сопротивляется. Зачем же спать, если у нее глазки еще не закрываются?! Бабушка кидается насильно раздевать непослушную внучку, но та вырывается и отскакивает от бабушки.
– Я вот тебе, б.., дам! – говорит Зиночка, строго глядя на бабушку и грозя ей своим крохотным пальчиком.
Зиночкина юность была смелой. Она не боялась мужчин. Ее первый мужчина был грозой для всего их города. Но с несовершеннолетней Зиночкой он считался беспрекословно. После его гибели в бандитской перестрелке у нее были и другие мужчины, но по сравнению с ним, все они были просто ягнятами. Зиночка управляла ими легко и непринужденно. С их помощью она могла бы добиться очень многого. Но цели такой Зиночка перед собой никогда не ставила. Её душа не была замутнена ни коварством, ни корыстолюбием.
Со стороны могло показаться, что Зиночка непостоянна в своих привязанностях, но это было не так. Она хранила фанатичное постоянство в своей никому неведомой любви.
Ее любимого мужчину звали И***.
Он затмевал собою всех-всех-всех!
Зиночка тихо идет по утреннему парку мимо цветочных клумб. После ночного дождя все запахи становятся чище и острее. Вот розы. Они прекрасны и обольстительны. Но их характер… Зиночка видит в розах высокородных придворных красавиц. Ну, откуда в них столько злословия! Применительно к розам слово «шипы», вероятно, происходит от слова «шипеть».
А вот клумба с петуньей. Какой простенький с виду цветок! Но сколько в нем обаяния! Зиночке трудно понять, какой у петуньи характер. Возможно, и в нем много минусов, но эти цветочки такие коллективистки! Они по-настоящему притягательны, когда их много-много. Тогда стоит лишь прикрыть глаза, вдыхая их аромат, как перед мысленным взором тут же возникают мизансцены из «Лебединого озера» и из других спектаклей, в которых танцовщицы очаровывают не каждая сама по себе, а изумительной гармонией их множественности.
