§. 258.
Порывая со Средними веками и противопоставляя себя им, современная эпоха не утрачивает своего христианского характера. Только это перестает быть порядком христианства в духовном (т. е. враждебном миру) сознании; напротив, современное христианство требует, чтобы человек жил полностью в духе и в себе, живя также и в мире. Преображение мира через христианство, т. е. через новый дух (примирения, см. §118), решает эту задачу. Поскольку в таком одухотворении мира одновременно задается и положительное, и отрицательное отношение к нему, современная эпоха оказывается наследницей задач, поставленных перед античностью и средневековьем. Не языческое погружение в мир, как в переходный период, должно соседствовать со средневековой немирностью, а человек должен предстать в своей трансцендентности, он должен быть уже не просто мирским, а больше, нежели он сам, а значит, и в мире. Удовлетвориться миром, рожденным от духа, значит выполнить эту задачу, которая выходит за рамки двух предыдущих, поскольку объединяет их в себе.
§. 259.
Jok. Gottl. Buhle Geschichte der neueren Philosophie seit der Epoche der Wiederherstellung der Wissenschaften. Göttingen 1800 – 5. 6 vols. Ludic. Фейербах. История современной философии. Том 1 (от Бэкона до Спинозы). Ансб. 1833. 2 тома (Лейбниц) 1837 г. Моя попытка научного изложения истории современной философии. 1834—1853. три части в 6 томах. Лейпциг. Фогель. Kuno Ficher Geschichte der neueren Philosophie. 1854—60 (от Декарта до Канта) четыре тома. Мангейм Бассерман. (Первый том в полностью переработанном втором издании 1865 года).
В соответствии с характером различных эпох философия нового времени, или современная философия, должна возвыситься над мирской мудростью античности и мудростью Божьей средних веков. Поэтому только те доктрины, которые признают и стремятся к посредничеству между настоящим, или реальным, античности и будущим, или идеальным, средневековья, будут отвечать требованиям современности и тем самым заслуживать название философии (см. §4). Если бы учение полностью отбросило одну из этих сторон или отрицало бы этот момент совпадения, оно стало бы нефилософией. Различие систем имеет свою причину в различных способах представления этих двух сторон (как протяжение и мышление, как природа и дух, как реальное и рациональное и т. д.), но особенно в различных способах их опосредования, в чем и заключается основной момент, а значит, и действительный принцип философии нового времени. В переходный период Средневековья появившиеся бок о бок богоборческие мирские мудрецы и мироотрицающие мистики показали, где находится точка, из которой и мирская, и духовная наука предстают как подчиненная односторонность: микрокосм тех и «малый бог» или микротеос Бёме – это человек, призванный внести в мир божественные мысли, привести его к самому Богу. Став антропософией, философия не только выходит за пределы односторонности космологии и теософии, но и только теперь соответствует их концепции (см. §2 и 3). Не прийти к себе из мира или от Бога, а найти обратный путь от себя к миру и к Богу – таков теперь курс, которым идет философия.
§. 260.
Для того чтобы дух мог найти удовлетворение в мире, построенном им самим, необходимо, чтобы он разрушил тот, который он нашел, чтобы создать для себя пространство в новом мире и из руин старого создать материал. Поэтому современная эпоха начинается с протеста против того, что существовало до сих пор, и его отрицания, протеста, который в различных областях, где он заявляет о себе, имеет свой предел в том, без чего сама эта область невозможна, но который ни в одной области не является конечной целью, везде только средство для строительства. Поэтому то, что за протестом сразу же следует организация, – это не непоследовательность, а истинное логическое следствие.
§. 261.
Соответственно, в той церкви, где впервые прозвучал этот протест, он не распространяется на достоверность Священного Писания, а скорее откровение, изложенное в нем, как первый зародыш церковной доктрины, признается неприкосновенным, и лишь то, что было добавлено, подвергается протесту. Насколько это можно называть половинчатостью, настолько же мало несоответствий, если ортодоксия, основанная на символах веры, в которой действуют все положения экуменических соборов, развивается спустя столько времени после того, как был выражен протест. Ибо, поскольку они отныне действительны не потому, что являются концилиарными решениями, а потому, что являются Писанием, человек, повторяющий в себе процесс, в результате которого κήρυγμα стала δόγμα (см. §131), фактически лишь делает то, что он сам сделал (из провозглашения спасения), и таким образом держится не за старый, а за вновь созданный догмат. В этих пределах, установленных природой вопроса, протест оказывается направленным против всех тех положений, по которым Церковь является Римско-Католической Церковью в том виде, в каком она, как выясняется, существует. Поэтому, прежде всего, против всего, в чем Церковь секуляризировалась, через что она стала иудейской и языческой (см. выше §179). Иудейской иерархии и лицемерию противопоставляется всеобщее священство и оправдание только верой, светлому и плотскому чувству, которое впустило в Церковь детей мира и научило их идолопоклонству перед чувственными вещами, первому чувству, которое требует, чтобы Церковь состояла только из священников, и идеальному чувству, которое допускает спасение не в чувственных вещах, а в их поглощении (т. е. уничтожении).
Точно так же, однако, во-вторых, против всего, в чем церковь, ставшая боязливой, выступала против разумных и оправданных интересов мира (см. выше §227). То, что Лютер женится и основывает домашнее хозяйство, является самым смелым протестом против монашеских обетов и одним из его величайших реформаторских поступков.
§. 262.
Что касается государства, то ему не хватало суверенитета из-за господства церкви на вершине и независимости великих вассалов внизу. Восстание против церкви, притеснение вассалов, в большинстве случаев осуществляемое одними и теми же князьями, – вот разрыв с прежним положением вещей, протест против него. Чисто негативный характер этой задачи придает людям, выполняющим ее, нечто дьявольское. На место освященной возрастом власти мгновенно приходит другая, созданная самим человеческим духом, – политика, которая, будучи предметом мысли, по этой самой причине оказывается более могущественной, чем прежние реалии церкви, племенных пожалований, гарантированных прав, так что ее справедливо называют современным Fatum. По форме эта новая власть – идея, произведение разума; по содержанию – суверенитет государства, внешне – равновесие государств, внутренне – абсолютная монархия, перед которой должно склониться все, даже сам монарх, становится ведущей точкой зрения великих политиков, великой английской королевы и великого французского министра.