Джим Хокинс – сын трактирщика, хозяина веселого заведения «Адмирал Бенбоу» – почти не знался со своими сверстниками, потому что лет с восьми целыми днями помогал родителям обслуживать гостей. До ближайшей деревни от бухты, где стоял трактир, было больше получаса ходу, поэтому от избытка посетителей таверна не никогда страдала – слишком уж неудачно было выбрано место для ее строительства. Зато здесь могли найти надежный кров те, кто искал уединения и тяготился обществом. Мистер Хокинс за баснословными барышами не гнался, считал, что покой – вполне достойная замена достатку. Семья у него была маленькая – только жена да единственный сын, прислуги он не держал, и все обязанности по хозяйству Хокинсы выполняли сами.
Как-то раз, вытирая пыль с дубового буфета, Джим поднял глаза к окну и увидел, что на дороге, ведущей к трактиру, появился пожилой загорелый моряк с сабельным шрамом на щеке и медной подзорной трубой в руке. Ему, очевидно, порекомендовали «Адмирал Бенбоу» в деревне, потому что он шагал, сильно прихрамывая и опираясь на палку, именно с той стороны. Позади щуплый парнишка вез на тачке его тяжелый сундук. Моряк был высокий, грузный мужчина с неприветливым лицом. Над воротом его засаленного синего кафтана торчала просмоленная косичка. Незнакомец остановился напротив «Адмирала Бенбоу», посвистывая, оглядел бухту, потом стукнул палкой в дверь трактира и, когда мистер Хокинс вышел на порог, грубо потребовал рому.
– Сию минуту, – заторопился хозяин.
С видом знатока моряк осушил поднесенный ему стакан.
– Удобная бухта, – изрек он, вытирая губы грязной ладонью. – Много у тебя бывает народу, приятель?
Мистер Хокинс с сожалением покачал головой.
– Хорошо, это мне и нужно, – заявил моряк. – Я немного поживу у вас.
– Милости просим, сударь. Как прикажете вас называть? – поинтересовался трактирщик.
– Зовите просто капитаном, – подмигнул ему гость и швырнул на порог три или четыре золотые монеты.
– Когда деньги кончатся, скажете, – строго проговорил он.
Мистер Хокинс не стал задавать лишних вопросов и проводил капитана в комнату на втором этаже.
Сначала ничто не предвещало неприятностей. Гость целыми днями бродил по берегу бухты или взбирался на скалы и наводил на горизонт медную подзорную трубу. По вечерам он сидел в общей комнате в самом углу, у огня, и пил ром, слегка разбавляя его водой. Он ни с кем не вступал в разговоры, и вскоре хозяева и посетители трактира научились оставлять его в покое.
Впрочем, была у гостя одна странность. Каждый день, вернувшись с прогулки, капитан интересовался, не появлялись ли в окрестностях другие моряки. Сначала Хокинсы думали, что ему не хватает компании забулдыг, однако скоро поняли, что капитан, напротив, ищет одиночества. Если какой-нибудь моряк и останавливался в «Адмирале Бенбоу», странный постоялец прятался за дверь и внимательно разглядывал вновь пришедшего через щели.
Однажды капитан отвел Джима в сторону.
– Послушай, парень, – сказал он вполголоса, – хочешь заработать?
– Конечно, сэр! – с готовностью ответил Джим.
– Тогда следи в оба, не появится ли где поблизости моряк на одной ноге, – шепотом проговорил капитан. – Если заметишь, сразу сообщи мне, чтобы я успел удрать. Я буду каждый месяц платить тебе по четыре пенса.
Джим не осмелился спросить, почему гость боится одноногого моряка, но с того дня мальчику повсюду стал мерещиться страшный призрак. Он преследовал Джима даже во сне – нога была отрезана у него то по колено, то по самое бедро. Порою он являлся Джиму в облике чудовища, у которого единственная нога росла из середины тела.
Со временем поведение капитана изменилось к худшему. Иногда он выпивал столько рому, что голова у него шла кругом, и тогда он подолгу распевал старинные морские песни или пускался рассказывать о штормах и своих разбойничьих подвигах в Карибском море. При этом он требовал, чтобы все его слушали, и если кто-то осмеливался не подчиняться, набрасывался с кулаками.
Хокинсы стали опасаться, что придется закрыть трактир, потому что капитан своими росказнями и безобразными выходками отвадит последних посетителей. Однако этого не случилось. Завсегдатаи «Адмирала Бенбоу» действительно побаивались старого пирата и, бывало, уходили, в негодовании, хлопнув дверью, но через день их снова тянуло обратно. Он внес в тихую захолустную жизнь некоторое оживление. Среди молодежи даже нашлись поклонники капитана, которые восхищенно называли его пиратом и морским волком.
С другой стороны, время шло, деньги, которые пират дал хозяину в первый день, давно были истрачены. Стоило старшему Хокинсу заикнуться о дальнейшей оплате, капитан с яростью смотрел на него и стучал кулаком по столу, и хозяин пулей выскакивал из комнаты.
Такие отношения с постояльцем не прошли для мистера Хокинса бесследно. Он был немолод, уже давно чувствовал себя неважно, а с появлением пирата в доме болезнь хозяина стала быстро прогрессировать. Мать Джима боялась связываться с капитаном и требовать от него денег. Муж угасал на глазах, забот у бедной женщины прибавилось, а дела в трактире шли все хуже.
Как-то вечером больного навестил доктор Ливси. Он осмотрел пациента, отдал миссис Хокинс рекомендации по уходу за ним и спустился в гостиную выкурить трубку. Здесь доктор ждал, когда ему приведут лошадь, которая осталась в деревне, так как в трактире не было конюшни. Изящный, прекрасно воспитанный, щегольски одетый доктор в белоснежном парике поразил Джима своим несходством с деревенскими увальнями, посещавшими «Адмирала Бенбоу».
В гостиной сидели несколько человек, в том числе и пират. Капитан ревел свою любимую песню:
Пятнадцать человек на сундук мертвеца.
Ио-хо-хо, и бутылка рому!
Пей, и дьявол тебя доведет до конца.
Ио-хо-хо, и бутылка рому!
Доктор Ливси сердито поглядел на капитана, потом заговорил со старым садовником Тейлором о способах лечения ревматизма. В этот момент пират ударил кулаком по столу, требуя тишины. Все голоса смолкли разом; только доктор Ливси продолжал свою речь, непринужденно попыхивая трубкой.
– Эй, там, молчать! – заорал капитан, сопровождая свои слова непристойной бранью.
– Вы ко мне обращаетесь, сэр? – спросил доктор.
– А к кому же, черт побери?
– В таком случае, – отозвался доктор, – как врач, я должен предупредить вас: если вы не перестанете пьянствовать, то скоро на свете останется одним негодяем меньше!
Капитан пришел в ярость, вскочил на ноги, выхватил нож и двинулся на Ливси.
– Кроме того, – совершенно спокойно добавил тот, – имейте в виду, что я не только врач, но и судья. Если вы сейчас же не уберете нож, то будете болтаться на виселице после первой же сессии разъездного суда.
