Александр Наумов - От Александровского централа до исправительных учреждений. История тюремной системы России

Как начальнику пресс-службы, автору этих строк больше десяти лет довелось осуществлять информационную политику Главного управления исполнения наказаний по Иркутской области. И по роду службы интересоваться историей пенитенциарной системы обширного региона. Как известно, в царское время Иркутская губерния простиралась на такую огромную территорию, что сегодня даже трудно представить. Мои предки могли запросто съездить на Аляску, добраться до Алеутских островов, посетить Калифорнию и даже Гавайи. Причем без виз и таможенных сборов, и не на фиксированное число дней, а хоть на сколько – да вообще на ПМЖ, но…

Но я отвлекся (вернее, увлекся). Итак, продолжаю. Если вы знаете, где находятся так называемые Красноярские столбы, то на восток от них было ровно столько мест заключения, сколько лет сейчас Москве (ну ладно, я перегнул палку – на самом деле поменьше). Но все равно – много. И в одних только названиях можно было запутаться: уголовные тюрьмы, просто тюрьмы, пересыльные тюрьмы и так далее. Ну а главное, что открытие новых мест заключения диктовалось не только динамикой преступности. А в первую очередь глобальными планами по дальнейшей колонизации огромных территорий. И на заключенных делалась очень большая ставка.

Именно они выполняли здесь самую тяжелую работу: от освоения угольных копей до прокладки Транссибирской железнодорожной магистрали. Да и среди участников знаменитых морских экспедиций Григория Шелехова тоже было немало, как сейчас сказали бы, мутных личностей. Ну а спустя полтора века заключенные совершили новый подвиг, построив всего за несколько лет треть БАМа – от Тайшета до Лены. Дальнейшие работы были прекращены в связи с началом Великой Отечественной войны.

На моем рабочем столе дребезжит служебный телефон.

– Алло, Александр Викторович? – раздается в телефонной трубке.

– Я слушаю, говорите.

– Это Коровин Иван Михайлович вас беспокоит, – голос на мгновенье смолкает.

– Слушаю вас, Иван Михайлович.

– Да вот, я слышал, Александр Викторович, что вы занимаетесь историей Главного управления?

Действительно, недавно в газете «Иркутск» вышел мой очерк «Страна сибирская, тюрьма иркутская». По объему – на газетную полосу. Под заголовком – рисунок: иркутская тюрьма прошлого века. Крышу венчает купол «церкви во имя Св. Бориса и Глеба». Под козырьком крыши, выступающим над центральной частью здания, четыре колонны. На уровне второго этажа они упираются в перекрытие, под которым – аркообразные ворота в тюрьму.

Сейчас ни ворот, ни колонн, ни церкви здесь нет, хотя в общих чертах старое здание бывшей тюрьмы, в советское время ставшей следственным изолятором, сохраняет свои прежние контуры. Однажды в изоляторе задумали перебрать крышу, которая во время дождей протекала. Сняли первый слой полуистлевшего кровельного железа и обнаружили на каменной кладке одной из стен, под ржавой крошкой от бывшей крыши «посылку» потомкам – книгу из прошлого века. На обложке чернело клеймо тюремной библиотеки с указанием постоянного «места прописки» книги: «Шкафъ №…» А рядом другой штамп – бывшего владельца: «Библiотека Ирк. Женской Гимназiи». От времени и дождей листы покоробились и пожелтели. Как же попала на крышу эта книжка? Загадка, да и только. Да и сотрудники изолятора то того дня не ведали, что в дореволюционной иркутской тюрьме была, оказывается, своя собственная библиотека.

Но и на этом сюрпризы не закончились. В середине 1990‑х годов на территории изолятора решили построить новый корпус. Определились с местом, стали рыть котлован. И натолкнулись в земле на кандалы и наручники. Впрочем, это лишь потом сообразили, что таких исторических находок было бы больше. Землю копали осужденные. Встречая в глине какие-то «железки», они принимали их за обычный мусор. Одну из таких «железок» случайно подобрал и очистил от земли заместитель начальника изолятора Валентин Иванович Шубин. И только после этого стало ясно, что все земляные находки в иркутском следственном изоляторе имеют историческую ценность.

Позвонивший мне Иван Михайлович Коровин попросил о встрече. Он когда-то работал в уголовно-исполнительной системе, давно на пенсии. Хранит у себя дома архивные материалы, которые хочет мне показать.

– Приезжайте, буду ждать, – заверил я абонента.

Через два часа пожилой человек – в моем кабинете. Из сумки он достает целую стопку старых брошюр.

– Вот, посмотрите.

Читаю названия книжек: «Первичная партийная организация исправительно-трудового учреждения», «О некотором опыте библиотечной работы среди заключенных», «Наглядная агитация в исправительно-трудовых учреждениях»… Брошюр много, все изданы в 1960‑х годах. Листаю их, встречая общие фразы и выражения, списанные с лозунгов пережитой эпохи.

А вот, действительно, интересная информация: в 1965 году в ИК-6 несколько раз проводили День отряда, и один раз – День колонии. То есть в зону пускали родственников тех, кто тут сидел. Гостей колонии знакомили с бытом осужденных, условиями содержания, распорядком дня. На общем собрании осужденных с родственниками обсуждались вопросы перевоспитания отбывающих наказание, а потом… Потом наступил перерыв, длившийся четверть века. И только в середине 1990‑х годов такие дни реанимировали – опять их стали проводить, причем сначала в виде… опыта. И все в той же шестой колонии. Вот уж действительно, все новое – это забытое старое.

В моем кабинете опять звонит телефон. Заместитель начальника колонии по воспитательной работе Виктор Захаренков сообщает новость: в очередную субботу в «шестерке» пройдет День отряда. Стечением обстоятельств у меня появляется повод посмотреть все на деле, в каком-то смысле расставить точки над «i», вписав в историю свою главу.

Суббота, ясный солнечный день. Заезжаю на работу, беру видеокамеру. После чего еду в колонию. Приглашенных родственников уже пропустили на территорию. Идем с Захаренковым в один из отрядов. Мелькают гражданские наряды гостей, на тумбочках возле коек – принесенные с собой конфеты и торты.

Беру интервью у гостей колонии.

– Готовилась к этому дню за десять дней, – говорит пожилая женщина. – У меня посменная работа. И моя смена выпадала на этот день. Так я договорилась, чтобы подмениться. А потом все переживала, чтобы вот он, мой сыночек, чего-нибудь не натворил плохого за эти дни. А то ведь, думаю, еще не пустят меня к нему, скажут, что он – нарушитель режима.

…Первого сентября собираюсь в Ангарскую воспитательную колонию. Накануне позвонили из отдела воспитательной работы. Заверили, что пройдут интересные мероприятия. В колонии содержится более 400 подростков. Самому младшему 14 лет, старшему – 21 год. Последних, конечно, трудно относить к подросткам. Однако взрослые парни сидят подчас за теми же партами, что и «мелкота». Многие из тех, кто попал в зону, не имеют даже начального образования. Поэтому в колонии учат по программам всех классов средней школы.