Дорогие читатели, книга вышла на бумаге.
Приобрести можно на сайте "Лабиринт", "Озон" и "Вайлдберриз".
____________________________
— Ева Николаевна,
мне бы это… школу закрыть, — ворвался в мое сознание знакомый голос.
Мне снилось что-то
совершенно невероятное — черноволосый мужчина, кожа которого превращалась в крепкую
броню из крошечных чешуек, наподобие драконьих. На мысли о драконах наводили и
глаза мужчины: цвета темной зелени, с вертикальным зрачком.
Незнакомец хищно
улыбался, приближаясь ко мне. Высокий, широкоскулый, с угольно-черными волосами
до плеч, ширина которых приятно будоражила воображение, он вдруг остановился в
метре от меня и протянул руку.
Просыпаться и
прерывать сон совершенно не хотелось, но знакомый голос настойчиво повторял:
«Ева Николаевна! Ева Николаевна!», будто кто-то забивал гвозди прямо в мозг.
Я сонно поморгала
и, подняв голову, посмотрела в лицо сторожа, на котором застыло извиняющееся
выражение. Сторож на широкоплечего красавца из моего сна никак не походил,
поэтому я моментально проснулась.
— Макар Петрович,
простите, я сейчас!
Я поспешно встала,
недоумевая, как умудрилась заснуть над тетрадями с сочинениями, которые
проверяла. Стул с громким хлопком завалился на пол.
— Не торопитесь,
Ева Николаевна, не торопитесь, — кинулся сторож помогать мне.
— А сколько
времени, Макар Петрович? — Я бросила взгляд на окно, за которым было темным-темно.
Неловко собрав тетради в стопку, я пожалела о том, что нельзя остаться в школе
на ночь. Особенно таким вот горе-учителям, которых дома никто и ничего не ждет,
кроме тарелки прокисшего супа.
— Да уж
одиннадцать, — откликнулся сторож.
— Ого! Извините
еще раз. Я проверяла сочинения, а потом… — Я со вздохом махнула рукой, сбивая
на пол ручки.
Сторож понимающе
улыбался, пока я водворяла их на место. После он проводил меня до дверей школы.
— Может, такси вам
вызвать? — предложил сторож. — Темень-то какая!
— Пустяки, мне тут
недалеко, — оптимистично заявила я, не без сомнения вглядываясь в октябрьский
вечерний мрак и чувствуя, как сырость после недавно прошедшего дождя заползает
под тонкое пальто.
— Ева Николаевна,
вам бы это, — сторож почесал в затылке, — отдохнуть от работы. Сегодня ж
суббота. Сходили бы куда с подругами, отвлеклись. Школа из вас всю молодость
выпьет, сами не заметите, как быстро это случится.
Я криво
улыбнулась. Надо же, какой философ! Хотя отчасти я признавала правдивость его
слов. После университета я сразу же пошла работать в школу, и с тех пор
проводила там почти все время, отлучаясь домой, чтобы сменить одежду и выспаться.
Уже семь лет я
работала в школе, и это напоминало день сурка: кофе с утра, уроки, проверка
тетрадей, составление плана уроков на следующий день, планерки, совещания,
родительские собрания и прочая учительская рутина.
И хотя директриса
была такому рвению только рада, иногда я думала, что моя молодость проходит
между страниц школьных тетрадей, тогда как мои сверстницы заняты куда более
интересными вещами. Пройдет много лет, и я наверняка буду жалеть о том, что
потратила юность на пыльные классы и шумных учеников. Воображение нарисовало
поджавшую тонкие губы мадам в очках с толстой оправой, которая ненавидит детей
и себя.
— Обязательно
воспользуюсь вашим советом, — бодро ответила я, тряхнув головой, чтобы прогнать
навязчивое видение. — До понедельника.
Сторож осуждающе покачал
головой и закрыл двери, гремя ключами.
Я зевнула и,
решив, что надо будет забежать в круглосуточный магазин рядом с домом,
двинулась вперед, в переплетение темных улиц. Конец октября я не любила именно
по этой причине — снега еще нет, как и фонарей в особо темных переулках,
которыми я обычно шла домой, чтобы сократить путь. Вот и сейчас, успокаивая
себя тем, что все маньяки сидят по домам, а не ждут меня за поворотом, я почти
бежала по темному проулку, ругая собственную жадность, которая помешала мне
вызвать такси.
Я уже видела угол
дома, в котором жила, как вдруг стена ближайшей недостроенной пятиэтажки подернулась
сияющим мерцанием, и прямо из открывшегося портала — так я про себя назвала
появившийся проем — выскочила девушка в плаще и старинном костюме, который
мелькал при каждом ее движении, когда полы плаща расходились. Капюшон вдруг
упал, открыв светлые волосы.
От неожиданности я
замерла на месте, а незнакомка уже бежала ко мне, протягивая тонкие руки. На ее
милом личике был написан настоящий ужас, и мне тоже стало не по себе. Не успела
я и шагу ступить, как девушка схватила мои ладони, повторяя:
— Прости! Прости
меня!
Ее руки оказались
ледяными, будто она долго держала их в снегу.
— Вам нужна помо… —
попыталась спросить я, не понимая, почему незнакомка просит прощения, но
замолчала на полуслове, потому что мои кисти вдруг пронзила обжигающая боль.
Я громко
вскрикнула от неожиданности, а незнакомка уже разжала руки и, еще раз шепнув:
«Прости меня!», метнулась в открывшийся на другой стене портал. Я могла лишь
изумленно посмотреть ей вслед.
Взглянув на свои
ладони, на которых уже затихала обжигающая пульсация, я с ужасом увидела
горящие ярким огненным светом знаки: круги, которые при ближайшем рассмотрении оказались
свернувшимися в кольцо драконами.
— Эй! — крикнула я
вдогонку девице, но той уже и след простыл.
Я продолжала непонимающе
смотреть на свои ладони, сомневаясь, не снится ли мне все это, когда из первого
портала, который и не думал исчезать, выскочили двое мужчин. Темные плащи с
капюшонами надежно скрывали их лица, но вид высоких крепких фигур, от которых
веяло опасностью за километр, заставил меня сделать шаг назад, а потом
развернуться и побежать. Вряд ли эти двое хотят побеседовать о литературе, выходя
поздним вечером из стены недостроенного дома.
Топот позади меня
без слов говорил о том, что мужчины бегут следом. Я прибавила ходу, проклиная
себя за то, что всегда пренебрегала физкультурой. Волосы растрепались, в
беспорядке рассыпавшись по плечам, сердце подскочило, казалось, к горлу, кровь
стучала в висках, сумка соскользнула с плеча и упала, но мне было плевать.
Инстинкт самосохранения велел одно — бежать. И я бежала, но ровно до того
момента, пока мои лодыжки не оказались спутанными, и я не повалилась носом в
асфальт, чудом приземлившись на огнем горевшие ладони.
Меня подхватили
под руки и поставили на ноги. Самым обидным было то, что мужчины даже не
запыхались, тогда как я шумно, будто загнанная лошадь, дышала.
Словно по команде
мужчины развернули мои ладони и молча уставились на символы.
— Она? —
недоверчиво спросил первый.
— Она, —
подтвердил второй.
— Но одежда… — с
сомнением проговорил первый.
