Того,
что должно случиться однажды, невозможно изменить.
Эту
мудрую фразу я слышала давным-давно от покойного нынче деда, когда была еще
ребенком. Но не имела представления о том, что суть этой фразы однажды станет
моей реальностью.
Мои
родители были рождены самыми знатными и благородными людьми. Отец – Джонатан
Эртон – Хранитель Запада и листар, управляющий всей западной частью огромной
империи. Мать – Акана Эртон, в девичестве Ариас – сестра императора, умная и
добрая женщина, которой не чужда власть. И, если верить добрым песням и
сказкам, которые нам с братом пела на ночь рабыня, служившая нам няней, нам
предстояла спокойная и счастливая жизнь.
Увы,
ничему из этого суждено было сбыться.
Когда
я подросла, то узнала, что у отца есть младший брат Джордж. Он обозлился на
отца еще в детстве, и к тому же склонил свою жену Оке, неясного происхождения.
Но все это было мне неинтересно, я знала только в общих чертах.
Я
любила бегать в саду и была довольно непоседливым ребенком.
-
Аннабель, - строго говорила мне мать, когда наставники жаловались ей на мое
поведение, и внимательно смотрела мне в лицо зелеными глазами, - тебе нужно как
следует учиться. Постигать науки. Помни, что знание может тебя спасти, а
незнание – погубить.
-
Помню, матушка, - отвечала я покорно каждый раз. – Но почему такое говорят
только мне? Разве Леонард не ленится и не убегает гулять?
-
Леонард – мальчик и будущий воин, - неизменно отвечала мне мать. – Тебе же,
возможно, предстоит много усидчивости и старания, когда ты будешь женой
благородного патриция.
Да,
я кое-что знала об этом, наблюдая за матерью. Она вела сметы, подсчитывала
доходы и расходы в нашем доме, потому что управляющий пытался подворовывать.
Все закончилось тем, что он попался на самой мелочи и ушел из поместья в
кандалах и в сопровождении стражи. Тогда я поняла цену усидчивости. Но мне, как
непоседливому ребенку, хотелось поскорее покончить с надоевшими занятиями по
математике и письменности.
Чтобы
не огорчать мать, я в какой-то момент смирилась с необходимостью находиться на
этих уроках все время, а не только когда мне захочется. И в один прекрасный
момент математика показалась мне… интересной?
Конечно,
не настолько, чтобы стать великой ученой.
Нет,
само собой, женщины у нас не допускались до науки. Их удел – рожать детей,
принимать гостей, отвечать за ведение хозяйства, и тому подобное. Но школа для
девочек благородного происхождения все равно была открыта.
Листарские
дети в школу ходили только по желанию. В остальное время к нам с братом
являлись наставники.
Всего
листарских семей в империи четыре. В Фиаламе это семьи Хранителей, а про
соседнюю Аранию родители упоминали редко, неохотно и с досадой.
-
Аннабель, - звал меня мой брат Леонард по вечерам, видя, что я устала от
тяжелых задач, - побежали в сад?
-
Побежали, Лео! – неизменно отвечала я, и тут же вскакивала со скамьи. – До
завтра, мэтры!
Уважаемые
мэтры, конечно, негодовали.
-
Девочка из хорошей семьи, а так неподобающе себя ведет! – часто слышала я их
ворчание в спину.
Но
я и не думала обижаться на них.
Молодые
наставники обучают плебсов, а патрицианских и листарских детей – старые.
Считается, что у них больше опыта и знаний, которые они могут дать благородным
детям. Кто занимается обучением императорских детей, я не знаю. Наверное, со
всей империи собирают лучших мэтров.
Леонард
родился на год младше меня. После нас мать заболела лихорадкой, завезенной
кем-то из южан, и, наверное, это стало причиной позднего рождения Дайны.
Впрочем, я не слишком-то углублялась в этом, тем более, мать объяснила, что
маленькой девочке знать о таком пока не следует.
Наше
с Леонардом детство проходило в шумных веселых играх и серьезном обучении.
Можно сказать, я балансировала между легкомыслием и сосредоточенностью, а брат
и вовсе витал в облаках. Мы считали, что у нас и так есть все, о чем только
могут мечтать дети, и что стремиться вроде не к чему. Ах, как же мы
заблуждались!
Когда
мне исполнилось одиннадцать лет, а Леонарду десять, окружающее нас веселье
слегка омрачилось.
Теперь
мэтры стали приходить к нам реже, а их визиты были короче. Кого-то рассчитала
мать, кто-то ушел сам, а остальные являлись лишь затем, чтобы снабдить нас с
братом ворохом папирусов с рукописными знаниями.
-
Мне не нравится все это, сестра, - сообщил однажды Леонард, когда мы сидели в
библиотеке и листали пыльные папирусы. – Мама многое скрывает.
-
Да, братец. Но нам нельзя ее волновать. Она ведь…
-
Точно…
Мама
вынашивала нашу младшую сестру. Будучи на позднем сроке беременности, она не
боялась совершать долгие и утомительные поездки в столицу. Во дворец к своему
племяннику Флавию, рано осиротевшему по неизвестным мне причинам. В тюрьму к
государственным изменникам и наемным убийцам. И еще куда-то. Мы с Леонардом
были детьми, от нас скрывали слишком многое.
Наконец
Дайна появилась на свет. Маленькая крикливая девочка с большими зелеными
глазами и темно-каштановым, почти черным пушком на голове.
-
Совсем как у тебя, Аннабель, - с улыбкой говорила мать, укачивая это чересчур
громкое создание на руках. – Ни один в этой семье не родился блондином.
Волосы
матери были светлыми и завитыми, а взгляд добрый и светлый.
Я
долго не могла понять, почему настолько великолепную и сильную женщину назвали
преступницей, пособницей императора-тирана, и приговорили к казни. Смириться,
впрочем, тоже не получалось. Но любовь моих отца и матери запала мне в душу
навсегда.
Уже
тогда мне хотелось наивно мечтать, что в будущем меня ожидают подобные нежность
и взаимопонимание.
***
-
Дети, в сторону!
-
Кто-нибудь, заберите маленькую девочку!
-
Я заберу!
Мы
с братом застыли на месте, загнанные легионерами в угол холла, и растерянно
смотрели, как другие легионеры хватают наших родителей и связывают им руки.
Отец рвался защитить мать, за что получил несколько ударов, а мать смотрела на
этих людей, предавших малолетнего императора Флавия, с высочайшим презрением.
-
Леонард, Аннабель! – ее голос был высок и холоден, словно мать отчаянно
пыталась не заплакать. – Мы с отцом любим вас! Помните это! Напоминайте об этом
Дайне!
Грубыми
толчками и понуканиями их вывели из собственного дома. Мы с братом остались
стоять в том же углу, хотя нас уже никто не удерживал. Только что вернувшись из
сада, где лепили снежные фигуры, замерзшие и уставшие, мы хотели сытно поесть и
согреться, а вместо этого столкнулись с вопиющей несправедливостью.
Не
помня себя от отчаяния, я выбежала вслед за легионерами и звонко крикнула:
-
Вы не можете забирать их в тюрьму! Мой отец – листар Запада!
