Институт долго держал засекреченным рапорт Криса Кельвина, написанный им после посещения Соляриса. Точнее, речь шла о докладе, созданном по итогам визита на станцию и описывающем непосредственно испытанное им влияние Океана Соляриса. Он описал все честно, более подробно, чем любой из исследователей, ранее наблюдавший за действием Океана, но так же, как и в случае с Бертоном ему не поверили до конца. На всякий случай решили пока закрыть станцию, прекратить исследования, отозвать всех и заняться более серьезными делами в других регионах космоса.
Сам Крис Кельвин хотя в момент душевной слабости и решил остаться на станции Соляриса, но в последний момент передумал и с «Прометеем» вылетел домой. Здесь его ждала комиссия Института, которая еще раз из его уст услышала все им увиденное и пережитое. Она дала экспертам на изучение написанный им и подписанный Снаутом и Сарториусом рапорт и в итоге решила законсервировать станцию.
Так и было сделано. Станция на орбите Соляриса была законсервирована. Люди отозваны. Одни лишь автоматы и роботы выполняли функции жизнеобеспечения станций, с тем чтобы она не свалилась в пучину Океана.
Снаут, пройдя комиссию Института, попал на некоторое время в психушку и после излечения занимался своим любимым делом: опустошением винных бутылок. Как ветерану Соляриса, его пенсия позволяла ему вести образ жизни, который он вел до этого. В конце концов, он спился и умер одинокий в своей квартире на Земле.
Сарториус стал президентом «Общества Пострадавших на Космических Форпостах» и регулярно летал по свету, находя все новых пострадавших и клянча деньги на помощь у правительств планет и других организаций. Его к концу жизни наградили за усердие пурпурным знаком Совета Кольца. Он оставил после своей смерти молодую жену и двоих дочерей. Умер во славе, окруженный коллегами и благодарными пострадавшими. Его пепел развеяли, согласно завещанию, в свободном пространстве в области звезды Бета созвездий Тельца.
Крис Кельвин спокойно дожил до старости, слетал несколько раз на задания по поручению Института в различные регионы Вселенной и после смерти был похоронен со всеми почестями на кладбище выдающихся астронавтов на Титане, в вечной мерзлоте (первый его полет был совершен на Шаттле и он именовался астронавтом, а не космонавтом, как те, которые вышли в космос через Ракету). Он это заслужил и, по свидетельству летописца тех времен Лема, являлся важным человеком, когда надо было разобраться, что к чему, и Институту требовались не бюрократы, а интеллигентные, смышленые и отважные люди. Его именем названа планета в звездной системе Лебедя, возвышенность на спутнике одной из планет Денеба и космический корабль серии «Поиск» флотилий Юпитера. Этим он увековечен не только на Земле, но и в космосе.
Рапорт Кельвина долго пролежал под сукном и после его смерти. Это и понятно, так как то было время открытий и никто не хотел задерживать внимание на одной планете, хотя она и была непонятна. После неприятностей с Солярисом было открыто многое. Техника развивалась, дальность полетов все увеличивалась, поток информаций из новых миров был неиссякаем.
Конечно, открывали и новые планеты, на которых бурлила жизнь. Она была и похожа и непохожа на земную. Оказалось, что в Космосе нет однозначных правил, по которым должен развиваться разум. Носители этого разума оказывались зачастую совершенно неожиданными для землян существами. Но и это быстро переварили. Земляне – мастаки, когда надо закрывать старую и создавать новую недоказанную теорию о вещах, в которых еще никто ничего не смыслит. За какие то пятьдесят лет в Кольцо вступило, по меньшей мере, восемь новых цивилизаций.
По меньшей мере потому, что наряду с семью нормальными, обычными по поведению планетами обнаружили нечто очень похожее на тот же Солярис. Та была планета, на которой не было населения, но она была все-таки чем-то живым и разумным. Она жизнерадостно передавала свои позывные по всем каналам связи, включая радио, телевидение, дигитальные и рентгеновские частоты и пр. Она просилась в Кольцо и утверждала, что является таким же живым существом Великого Космоса, как и другие. С теми же правами, что и другие. По аналогии с Солярисом эту живую планету назвали Полярис, так как она находилась в окрестностях полярной звезды, в Малой Медведице, если, конечно, смотреть на небо с Земли. Может быть, ее так назвали еще и по другой причине: она была абсолютной полярностью Соляриса; была открыта для контакта, благоразумна, не делала глупостей, не шалила и вела себя прилично.
В принципе, с принятием этой планетарной сущности в Кольцо не возникало существенных проблем, если не считать чисто юридической стороны дела. Параграф 2 в Уставе Кольца к тем временам был сформулирован следующим образом: «В Кольцо принимаются все цивилизации, состоящие из жителей планет, пригодных для жизни, и принявшие большинством голосов Устав и Правила Кольца». Писавшие эти правила существа, люди и нелюди, исходили из того, что планету следует населять, что существа должны быть как бы отдельными индивидами и что их надо спросить, желают ли они быть членами более пространного сообщества и обременять себя правилами, которые были придуманы другими существами, жившими за тридевять планет.
Люди и нелюди, писавшие правила Кольца, конечно, не учли, что они когда-нибудь нарвутся на планету, которая заявит, что хочет быть членом Кольца, но не имеет населения, не может провести референдум и вся она, как планета, полностью согласна сама с собой и не имеет внутренних разногласий. Что эта самая планета и есть существо, как бы юридический субъект Кольца, и просит обращаться с ней так, как положено обращаться с планетой.
Здесь, конечно, демократией и не пахло: планета, как личность, присоединялась к Кольцу и говорила от своего имени. Никаких цветных революций, восстаний, выборов, подсчета голосов под контролем наблюдателей и других важных демократических действий. Одно лицо – одна планета. Ведь Солярис тоже был в свое время признан планетой, которая наделена жизнью, но имеет только одного жителя. С правом и объемом голоса все было ясно: одна планета, один житель – один голос. Но а как с вопросами эмиграций? На этой живой планете места для иммигрантов не было, и оттуда никто не вылетал в космос. Более того, возникла проблема рода: это существо – оно женского, среднего или мужского рода? Как обращаться к планете? Миссис, мисс, месье, господин, госпожа, пан, пани, мадам или сэр? А может, вообще, херр? Или просто товарищ планета? А может, по имени и отчеству? А что получится? Полярис Соляревич или Полярия Соляревна? В этих вроде бы глупых спорах проходили дни и годы. Межпланетная общественность была увлечена вопросами, связанными с жизнью и смертью в космосе, и планету Солярис здорово подзабыли. Все устремились вперед к новым мирам.
