– Ты кто? – спросил я.
Голос почему-то принадлежал найденному в горах и уже обратившемуся в мороженое альпинисту. Саднило нёбо.
Лицо склонившегося надо мной человека было диким. Немытые волосы цвета асфальта торчали во все стороны, из густых бровей того и гляди могли выскочить папуасы с копьями, а пахло от него… больницей.
Я в больнице?
Человек с диким лицом вдруг улыбнулся, но как-то жалостливо.
– Чего так долго-то? – спросил он.
– Долго? – не понял я.
– Все уже давно очнулись. И сестрички к тебе уже дважды заходили.
Сестрички?
Я не припомнил, чтобы у меня была хотя бы одна сестра.
– Если бы они имели право будить нас, ты бы уже был на ногах. А так приходится ждать. Времени, сам понимаешь, особо нет.
– Времени?
Я всё ещё ничего не понимал.
– Где я нахожусь?
– Ну… здесь.
– А ты кто?
– Я это я.
– А имя у тебя есть, я-это-я?
– Наверное. Только я его не помню. Как и ты своё.
Я хотел сказать, что прекрасно помню, как меня зовут, открыл уже рот, приготовил саркастичную фразу – и вдруг обнаружил, что не помню. Не помню своего имени. Повертев перископ памяти из стороны в сторону, я ничего не нашёл. Даже намёка на имя. Намёка на слог из имени. Намёка на его вкус.
В голову закралось ощущение, будто этой штуки – имени – у меня и вовсе не было.
– Оно тебе здесь не понадобится, – заверил дикий. – Не будет повода им пользоваться. И времени тоже. В любой момент может прийти Отрубающий руки.
– Кто?
– А иногда и голову. Но мы не знаем, почему кому-то он отрубает голову, а кому-то – руки. Может, у него любимчики есть. Типа если выше метра семидесяти, то в одну очередь, а если ноги кривые, то в другую.
– А-а, ясно. Это психушка.
Дикий посмотрел на меня так, словно я стырил у него парочку папуасов из бровей.
– Ну, можно сказать и так, – внезапно согласился он.
– Слушай, а ты не в курсе, как я сюда попал?
– Как я могу быть в курсе, если ты только что пришёл в себя?
– Ну, может… я не говорил во сне?
– Так ты и не спал ещё.
Несколько мгновений я обдумывал, шутит этот тип или нет, пытался по глазам определить градус его безумия, но так как взгляд у него был осмысленный, ни к какому выводу мне прийти не удалось. Тогда я спросил:
– Кто такой Отрубающий руки?
– Хозяин местного заведения.
– Главврач, что ли?
Дикий пожал плечами.
– Часто он заходит?
– Один раз.
– Утром или вечером?
– Говорят, что к каждому в свой срок. Слушай, чем языком чесать, ты бы лучше вставал. Тебе же ещё к ногам привыкнуть надо.
– К ногам? – переспросил я, и, чувствуя, что готов запаниковать, бросил взгляд на укрытые одеялом нижние конечности. – А что у меня с ними?!
– Да что и у всех. Затекли от долгого лежания. Ты ж как-никак с месяц тут валяешься.
Ме… Что я целый месяц делаю в психушке?!
– А где мои…
Я хотел спросить, где мои жена, дети, родители, братья, но обнаружил, что не припомню, чтобы они у меня вообще были. Какого чёрта, я что – сирота?
Нет, не похоже. На чьи средства я столько времени отдыхаю в душевно-исправительном заведении?
– Ну ладно, я утекаю, – мой собеседник поднялся с края койки, – а то сестрички придут и выгонят. А у них знаешь какие острые коготки – только успевай царапины расчёсывать.
Он ушёл, а я подумал, что понятия не имею, какие-такие сестрички тут обитают. Я не помнил, как оказался в этом прекрасном месте, и не понимал даже, почему не помню. И ладно бы кто-то сказал мне, что произошло, нашёлся бы человек, который ввёл бы меня в курс дела, так нет же, единственный прямоходящий и говорящий в этом заведении явно не дружил с мозгами!
А и хрен с вами. Сам всё узнаю. Сейчас встану и…
То ли я слишком понадеялся на свои ноги, то ли им и правда было так плохо, но стоило мне встать, как стены прыгнули влево. Мельком порадовавшись, что около койки нет тумбочки, об которую можно было бы раскроить черепушку, я элегантным мешком свалился на пол. Сознание, однако, осталось при мне, и я обнаружил, что не чувствую боли. Я должен был прилично удариться локтём и спиной о кафельные плиты, но даже если и ударился, до мозга сигнал об этом не дошёл.
Старик, да нас обоих заперли!
Немного полежав на полу – не дуло, по крайней мере, – я сделал попытку сесть снова. На этот раз не торопился. Подтянулся за край койки, отдышался, принял полувертикальное положение, согнул одну ногу в колене, потом другую, упёрся в кроватную продольную перекладину и приподнялся.
Руки-ноги шевелились, но сил в них как будто не было. Они тут что, не кормили меня?
С грехом пополам мне удалось встать на ноги. Перекладину я решился отпустить не сразу. Когда понял, что могу стоять самостоятельно, едва не пустился в пляс. Подумав и осмотревшись, решил с затеей повременить.
Что ж, палата как палата. Одноместная. В стиле минимализма. Без окон.
Без окон?!
Впрочем, была дверь. И дверь эта в тот самый момент, когда я её увидел, открылась, и в палату вошла беленькая.
Сестричка.
Ну точно. Кто же ещё?
– Наконец-то вы пришли в себя! – воскликнула она. – Мы уже хотели вас будить! Нам не велено, конечно, но в иных случаях…
– Я и правда уже месяц здесь нахожусь? – спросил я.
Сестричка была хорошенькая, как кукла, от вопроса её реснички совершенно по-кукольному взметнулись к бровям.
– Конечно, правда!.. – И тут же перешла на строгий тон. – А кто вам сказал?
Я посмотрел на её руки. Местные кошки, если они тут есть, наверняка удавились от зависти при виде этих когтей.
Ладно, парень с папуасами, поживи ещё.
– Да у меня же все мышцы затекли! – недовольно произнёс я. – Вряд ли это могло произойти за два дня, правда?
Сестричка засуетилась. Зачем-то поправила одеяло на койке, выудила из-под неё тапки и велела мне обуться.
– Я провожу вас в общую комнату, – сказала она. – Вам сперва трудно будет передвигаться, но это пройдёт.
– Ко мне сегодня придёт главврач?
– Кто?
– Ну, этот, как его…
– Вам нужно отдохнуть, отложить все мысли на потом…
– Я уже месяц отдыхаю.
– Побыть среди таких же, как вы…
– То есть среди психов с провалами в памяти?
– Вам придётся ходить побольше, чтобы поскорее прийти в форму…
– А выпустят меня когда? Какой у меня диагноз?
– Диагноз? – сестричка уставилась на меня. Глаза у неё были как пуговицы.
– Ну да, с чем я сюда попал?
Кукла моргнула.
– Эта информация недоступна обслуживающему персоналу. Когда придёт ваше время, вы узнаете.
– От кого?
– Только один человек здесь знает всё.
– Кто?
– Отрубающий руки.
Она произнесла эти два слова как имя.
Имя, которое звучит как профессия, ха-ха.
Сестричка тем временем подхватила меня под руку, будто я был разваливающимся на глазах пенсионером, и повела прочь из палаты, в коридор, по коридору, прочь из коридора через арочный свод, и вот мы уже в огромной круглой зале, потолок которой усеян лампами, а пол – прямоходящими и говорящими существами. Нет, они не лежали, они ходили, но язык не поворачивался назвать их больными: я понятия не имел, действительно ли это заведение является больницей, да и вид у существ был уж больно серьёзный. Разве больные бывают так озадачены чем-то?
