Привет, дорогой читатель, рад сейчас быть голосом в твоей голове. Признаться, ничего более ценного и не может быть для писателя, ведь творчество, как ни крути, до боли похоже на бедолагу кота, обреченного зависать в неизведанном состоянии по воле Шредингера. Жив кот или мертв? Непонятно, пока не откроешь коробку. Такая же беда с любыми произведениями – только попадание в твою голову делает их живыми, определяет их реальность.
Размышлениями о реальности продиктовано и название сборника. Память о завтра – звучит полной бессмыслицей, да? Однако позволь тебе объяснить, что я имею в виду.
Пытаясь предугадать будущее, мы соотносим крупицы известных нам фактов, соединяя их своими предположениями и домыслами до тех пор, пока не выстроится картинка, в которую можно поверить и считать прогнозом реального “завтра”.
Звучит логично и достаточно точно. Но что на счет прошлого?
Удивительно, но, собирая в памяти прошлое, мы так же соотносим крупицы фактов, соединяя их своими предположениями и домыслами до тех пор, пока не выстроится картинка, в которую можно поверить и считать воспоминанием о реальном “вчера”.
Кажется, я дважды написал одно и то же, но теперь ты видишь своими глазами, что помнить будущее или пытаться угадать прошлое – и есть одно и то же. “Раз такое дело, то почему бы и не выбрать такое название?” – подумал я и выбрал.
Внутри этого сборника тебя ждут мои воспоминания о будущем, которое не наступило. Оно еще может наступить, а может и пройти мимо. От чего это зависит? Играя смыслами, я только что равнял прошлое с будущим, но не буду скрывать от тебя их главное отличие – на будущее ты можешь повлиять.
А теперь давай приступим и я расскажу тебе первое из своих воспоминаний…
Ослепительная алая звезда величественно взошла над далеким горизонтом, разгоняя завесу пыли и мрака. Завороженный зрелищем я замер и смотрел, как сияющий шар наливается энергией, становясь нестерпимо белым, слепящим даже сквозь защитное стекло. Через считанные мгновения она сожжет меня дотла, бесславно завершив мой путь…
И всё нужно будет начинать сначала. Вот черт!
***
Но за час до этого мы еще были полны оптимизма. Наш вездеход, подпитываемый неиссякаемой энергией реактора, настойчиво преодолевал покрытую ржавой пылью равнину, с каждой минутой сокращая дистанцию до заветной цели – мерцающей точки на карте, выведенной проекцией прямо на лобовое стекло. Метр за метром, километр за километром. Обширные пустоши сменялись вытянутыми долинами с пологими склонами, взобравшись на которые мы вновь обнаруживали долину или начало следующей пустоши, как две капли воды похожие на оставленные позади.
Забавно, что я подумал о воде. Ее то, как раз, здесь было не встретить. Это был мертвый и очень старый мир, равнодушно взирающий на стального гостя, беспардонно вздымающего своими колесами многовековую пыль, доселе тронутую только ветрами и редкими астероидами.
– Что думаешь по этому поводу, напарник? – я отвлекся от созерцания однообразного пейзажа и бросил взгляд на Алекса.
– Что всё это подозрительно.
Алекс застыл в напряженной позе у бокового иллюминатора и, прислонив забрало шлема к стеклу, изо всех сил высматривал снаружи угрозу. Вездеход наехал на камень и кабину здорово тряхнуло, но Алекс умудрился остаться неподвижным. Словно окаменевшая сторожевая горгулья, крепко сжимающая в руках рельсотрон.
– Ты бы расслабился немного, – сказал я, мягко довернув руль, чтобы восстановить нужный курс, – А то забрало треснет.
– Иди ты… – Ругнулся Алекс, но всё же оторвался от стекла и повернулся ко мне. – Это задача повышенного уровня сложности, понимаешь? А мы уже вечность тащимся по равнинам и долинам и единственная трудность пока что – не сдохнуть от скуки и не отбить задницу на кочках.
Я хотел было возразить, но с досадой осознал, что возразить мне было и нечего. Невыразительно хмыкнув, я вновь бросил взгляд на карту. Точка мерцала и приближалась. Как долгожданный маяк в безбрежном море пыли и камней. Или как приманка?
***
В шестидесяти миллионах километров от Земли автоматический марсоход неутомимо взбирался на очередной холм. Сколько уже было таких покрытых коричневой пылью холмов? Сколько километров пустынной безжизненной поверхности остались позади? Сухие цифры статистики имели значение только для людей, а роботизированный аппарат всего лишь выполнял отданный когда-то приказ.
Следовать маршруту. Искать следы жизни. Фиксировать и передавать пакетами данных на далекую Землю.
Будь робот разумен, он бы обратил внимание на то, что поправки в маршрут не вносились уже очень давно. Будь марсоход человеком, он бы давно впал в отчаяние от того, что не получает с родной планеты подтверждений о получении его сигналов.
Но он был всего лишь машиной. Автономным роботом, уже выработавшим свой ресурс, но продолжавшим неумолимо ползти к конечной точке. Сквозь пыльные бури, не обращая внимания на ледяные ночи и ослепляющее сияние Солнца. И этот вечер должен был стать для старого робота последним.
***
– Это что еще за дела… Осторожно!
Я резко вдарил по тормозам и Алекс влетел головой в приборную панель.
– Твою ж мать, Макс, ты охренел?! – судя по шипению в наушниках, напарника приложило сильно.
– Но ты же сам сказал… А у меня сработал рефлекс!
Алекс скорчил злобную гримасу, но продолжать препирательства не стал и молча показал пальцем на горизонт.
Я проследил направление жеста. Далеко впереди, на гребне холма, виднелась поблескивающая металлом точка. А блестеть металлом на этой планете могло только одно – творение рук человеческих, чем бы оно ни было.
Рефлекторно я осел в кресле, стараясь стать менее заметным, но через мгновение понял бессмысленность своей реакции и зашарил под сиденьем в поисках бинокля. Алекс, с присущим ему оптимизмом, отложил пистолет, и, достав снайперскую винтовку, приступил к изучению объекта сквозь прицел.
– Что видно? – спросил я напарника, непозволительно долго разыскивая чертов бинокль. – Кажется, я – идиот… Бинокль забыл.
– Что ты идиот, я в курсе, – ответил Алекс, не отрываясь от прицела, – А там у нас вездеход. Аналог нашего, только без колеса и с трупом рядом.
– В смысле без колеса?
– То есть наличие трупа у тебя интереса не вызвало?
Алекс всегда становился отвратительно едким, когда дело пахло жареным, поэтому многие избегали брать его в свои команды или ходить в совместные рейды. Но я давно понял, что едкость эта была лишь проявлением находящей на него невероятной собранности и готовности к резким, быстрым и удивительно эффективным действиям. И это было куда важнее вежливости и тактичности в некоторых ситуациях. Например, когда вы обнаруживаете у себя на пути поврежденный вездеход с трупом.
