Тьма медленно наливается светом. Словно капля бензина в черной воде, свечение неумолимо и непредсказуемо распространяет себя по металлическому саркофагу, в котором мы погребли себя заживо. Радужные переливы будто живые, они тянут к нам свои растущие побеги и наливаются белым, питаясь нашими соками. Пётр начинает кричать, но звуки уносит ветром частиц, они смешиваются с гулом непознаваемой частоты. Я не могу разобрать ни слова, мне кажется, что крик этот исторгает моя собственная сжатая спазмом глотка.
Через мгновение приходит всполох осознания, что вой человеческий раздается лишь в мыслях. Моих или Петра, понять невозможно.
Я просыпаюсь на мокрой постели и привычным жестом нахожу на тумбочке стакан воды. Дрожащие пальцы отвинчивают крышку банки, которая с пластиковым равнодушием стучит о пол, исчезая в темноте под кроватью. Ласковая гладкость капсул успокаивает пальцы, нежное прикосновение препарата успокоит мой измученный мозг.
Этот кошмар снится мне каждую ночь. Сто тридцать семь ночей подряд, но эффект не ослаб ни на йоту. Животный ужас, ощущение распада личности, смерти самого себя без уверенности в перерождении. Все ощущается в точности как на яву. Как в тот день, когда мы сделали это.
Тяжелой поступью я отправляюсь в кабинет, оставляя тепло босых ног холодным половицам искусственного дерева. Сажусь за белоснежную столешницу, ударяясь о стальную ножку. Синяк на колене не успевает проходить. Несколько секунд я бессмысленно созерцаю тонкую вязь рваных сосудов под бледной прозрачной кожей. Разрушенная кровеносная сеть кажется мутному разуму предтечей успеха и символом страстно желаемой цели.
Свет дисплея медленно разрезает пространство, следуя за рукой, открывающей прохладную сталь крышки ноутбука. Зрачки судорожно мечутся, сужая просвет между мной и реальностью, глаза слезятся от выкрученной на максимум яркости экрана, но я не хочу ничего менять. Я хочу видеть все, что происходит внутри окна текстового редактора. Это мое окно в свободу.
Белый лист встречает меня пустотой, которая остановила меня вчера: идей по решению проблемы не было и отчаяние загнало меня в снотворное небытие. Я надеюсь только на Петра. Я смотрю на экран, покорно положив руки на стол.
Часы в углу экрана отсчитывают минуты, сменяя рисунок пикселей. Мысли освобождают голову и руки приходят в движение. Цепляясь отросшими ногтями за клавиши, они приступают к делу. В документе появляются первые строки и формулы. Сперва пестрящие опечатками, но крепнущие с каждым мгновением. Я смотрю на происходящее, словно пьяный зритель на киносеансе арт-хауса – понимание придет много позже, но уже сейчас я чувствую, что вижу нечто гениальное.
Солнце лениво нежилось в завихрениях облаков, сводя с ума своей многочасовой неспешностью. Окна лаборатории выходили на лесопарк, в котором лес был представлен высокими тонкими соснами и березами, исхудавшими в попытках угнаться за более рослыми конкурентами. А от парка прослеживалось только название на картах. Потоки свежего воздуха несли свежесть и птичий крик, выдувая из головы всякую концентрацию на работе.
– Скажи, как закончишь залипать на скворцов, – бросил мне Пётр, – Чтобы я тебя случайно не отвлёк на расчёт методики испытаний.
– Ты сам-то смотришь куда угодно, кроме монитора, – парировал я.
– Это правда, – развёл руками коллега.
Мы оба отчаянно прокрастинировали, потому что боялись закончить работу. До назначенной даты приёмо-сдаточных оставалась всего неделя, но у нас всё было уже совершенно готово. От признания себе, что тяжелая работа последних трёх лет окончена, нас отделяли только несколько страниц пустой бюрократии. И мы старательно оттягивали этот страшный момент.
Потому что дальше оставалось только одно – запуск установки. И это было чертовски волнительно.
– Мы же всё просчитали верно. Ошибки быть не может, – повторил ритуальную фразу Пётр, скролля километры формул и и кода.
– Да, точно всё верно. И мышей заказали. И железки уже на месте.
– Я жесть как ссусь, Витя.
– Я тоже.
Руководство ссалось не меньше. Пятьдесят миллиардов рублей сгинули в проекте при разработке. Еще шесть миллионов дополнительно потрачены на подготовку финального эксперимента. В явном виде никто не озвучивал, но в покрасневших глазах начальства явно читалось: “Не обосритесь”.
– Думаешь, нам не дадут повторный заход в этом году?
Пётр не ответил. Свое мнение он высказал ещё вчера, когда мы курили на проходной, ожидая служебный микроавтобус до дома. Пётр вообще не за словом в карман не лез, а на стрессе и тем более. А еще у Петра не сходились дебет с кредитом при оценке стоимости проекта, и я всячески отговаривал его выяснять этот щекотливый вопрос с руководством лаборатории хотя бы до наших показательных выступлений.
– Ты же понимаешь, что они пока не знают возможности масштабирования модели? – спросил меня коллега.
