– Обожаю смеяться! Ха-ха-ха! – напевала панда Пудинг (главная достопримечательность Эдинбургского зоопарка!) в конце очередного почти идеального дня. Большинство людей не догадываются, что панды – прекрасные аниматоры, но те, кто останавливался у вольера, чтобы понаблюдать за Пудинг, быстро убеждались: она умеет веселить детей!
– С утра до вечера! – мурлыкала панда, махая на прощание гостям зоопарка. Толпа давно исчезла, но она продолжала посылать воздушные поцелуи.
– Приходите завтра! – шептала Пудинг холодному вечернему воздуху. – Я была так рада вас видеть!
Когда панда наконец поняла, что осталась одна, она вернулась в клетку, со вздохом села и занялась любимым делом: вечерами Пудинг пересматривала DVD с фильмом «Мэри Поппинс», который Джеральд подарил ей много лет назад, когда она только попала в зоопарк. Джеральд считал, что это поможет справиться с одиночеством. Так оно и было.
Какое-то время.
Пудинг обожала Мэри Поппинс. И, конечно, она обожала своего смотрителя Джеральда. Оба много сделали для неё. Одна научила всегда быть вежливой и весёлой. Второй превратил в главную достопримечательность зоопарка. У одной был волшебный зонтик, у второго – рыжие усы (нетрудно догадаться, кто есть кто!)
Но ни один не мог заменить панде настоящую семью.
Пудинг снова вздохнула, глядя, как Мэри Поппинс летит по небу с волшебным зонтиком.
– Если я буду очень стараться, – грустно прошептала она, – то когда-нибудь смогу улететь, как ты, Мэри Поппинс! Тогда я найду семью, с которой буду жить. Семью, которая нуждается во мне.
БИП!
Пудинг знала, что этот звук означает бамбук. И точно! Джеральд принёс еду – как раз вовремя.
– Привет, Джеральд! – крикнула Пудинг. – Разве сегодня не суперпупермега-замечательный день?
– Хм, – проворчал смотритель, отпирая вольер. Он с трудом держался на ногах, согнувшись под тяжестью блестящих зелёных побегов. Панда ежедневно съедала почти столько листьев, сколько весила сама, и Джеральд часто оказывался в таком плачевном положении.
– Давай помогу! – Пудинг забрала у него бамбук.
Джеральд вытер лоб.
– Спасибо, подруга! – сказал он. – Сегодня не мой день… Фламинго просто замучили!
– Бедняга! Какие они всё-таки капризные птицы! – отозвалась Пудинг. – Присядь! Отдохни немного.
– Отдохни! – проворчал Джеральд. – Да если я сяду, то уже не встану. Я ведь не молодею. Скоро восемьдесят три стукнет!
– Это очень много! – кивнула Пудинг.
– Вот спасибо, успокоила! – Джеральд притворился обиженным. – Лучше мне не сидеть в рабочее время. А то ещё начальство заметит. Они и так обсуждают, как бы выпроводить меня отсюда.
Пудинг задумчиво жевала сочный побег.
– Наверное, я тоже не молодею, – пробормотала она. Панда понятия не имела, сколько ей лет. Она знала только, что приехала сюда в ящике давным-давно.
– Разве кто-то вообще молодеет? – спросила Пудинг скорее у самой себя, чем у Джеральда. – Если бы такое было возможно, я бы превратилась в крошечного детёныша, а ты – в беспомощного младенца.
От этой мысли она хихикнула, а потом снова принялась за бамбук.
– Надеюсь, они не собираются выпроводить отсюда меня. Разве что… – поражённая невероятной догадкой, панда раскрыла рот, и из него вывалился побег. – Разве что меня отправят в семью, о которой я буду заботиться! Я бы так хотела стать няней с сумкой, зонтиком и шляпкой. Как Мэри Поппинс! Думаешь, у меня когда-нибудь появится шанс?
– Что? – буркнул Джеральд. – Где это видано, чтобы панда была няней?! Ещё коза – куда ни шло[1].
Он хрипло рассмеялся.
– Да у тебя опилки в голове, подруга! – Джеральд протянул руку и почесал её за ухом.
Пудинг совсем не понимала смотрителя. Откуда у неё в голове опилки? И если коза может быть няней, то почему у панды не получится?
БИП! БИП!
– Ох, это новые часы, – раздражённо сказал Джеральд. Пудинг уставилась на устройство, которое он носил на запястье.
Такое красивое! Чёрное, блестящее, прямоугольной формы. (Любимым цветом Пудинг был чёрный; белый – на втором месте.) Эти часы Джеральду подарили за то, что он проработал в зоопарке шестьдесят лет. В три раза дольше, чем живут панды!
БИП! БИП! БИП!
– А ну прекрати! – фыркнул Джеральд.
– Извини, – удивилась Пудинг. – Я что-то не так сказала?
Джеральд улыбнулся:
– Нет, моя хорошая! Всё эти чёртовы часы. Раздражают меня: отправляют сообщения, рассказывают, как о тебе заботиться, когда тебя кормить. Как будто я сам не знаю! После шестидесяти-то лет…
Он гневно стиснул зубы.
– Постарайся не сердиться, Джеральд! – Пудинг похлопала смотрителя по руке. – Тебе вредно!
– Какая же ты милая! – он снова улыбнулся. – От этого ещё труднее…
БИП! БИП! БИП! БИП!
– Тьфу! Дурацкая штуковина! – вскрикнул Джеральд, расстёгивая часы.
– Похоже, они тебя не слушаются…
БИИИИИИП!
– Оооооооо! – Джеральд нахмурился и сунул часы в карман.
– Может, прочтёшь, что там написано? Кажется, что-то важное! – заметила Пудинг.
– Ничего… – Джеральд запнулся. – Ничего срочного! Ты пока поужинай, а я принесу чистую подстилку.
Пудинг знала, что Джеральд несправедлив к часам: вообще-то они полезны. Вот, например, случай с бабуином Ларри. Тот уехал в фургоне незнакомца, но, благодаря датчику на правой ноге Ларри и приложению «Найди свою обезьяну» в часах Джеральда, смотритель вовремя спохватился.
Панда покачала головой. Люди бывают такими глупыми! В любом случае, проблемы зоопарка должен решать Джеральд. А ей пора ещё раз отрепетировать выступление! Ведь всем известно, что повторение – мать учения.
– Завтра состоится моё лучшее, – она вскинула лапу над головой, – моё самое восхитительное, – она развернула задние лапы на сорок пять градусов, – самое чудесное, – она посмотрела вверх и приподняла воображаемую юбку, – шоу!
– Точно, девочка… – пробормотал Джеральд, печально опуская голову. – Это будет твоё лучшее шоу, потому что оно может стать последним.
Пудинг остолбенела и растерянно уставилась на смотрителя:
– Прошу прощения… Что ты имеешь в виду?
БИП! БИП! БИП!
– Да заткнись ты!
– Понимаю, что ты расстроен, Джеральд, но не нужно грубить.
Всё-таки сегодня он ведёт себя очень странно!
– Это я не тебе, подруга! Виноваты проклятые часы. И важные начальники, которые учат меня работать… – Джеральд вдруг перешёл на шёпот. – Если бы я нашёл опекуна раньше, то мог бы спасти тебя… Тебе не пришлось бы уезжать! – Он осёкся. – Ой! Неужели я произнёс это вслух?
– Опекуна? Спасти меня? Уезжать? – повторила Пудинг.
Лицо Джеральда стало пунцово-красным. Он был похож на придушенного страуса.
– Джеральд, мне придётся уехать? Куда?
Смотритель переминался с ноги на ногу.
– Нуууу… – протянул он.
– Ну, Джеральд? – Пудинг настойчиво требовала ответа.