Я поднималась пешком на седьмой этаж не потому, что сломался лифт. Мне вдруг захотелось устроить небольшой забег, размяться. Сегодня выходной, никуда спешить не надо и вполне можно прогуляться из магазина по лестнице, решила я.
Марафона на короткую дистанцию не получилось. На третьем этаже сбилось дыхание. На пятом я сбавила резвый темп и пошла значительно медленнее. К своей квартире я подходила медленно, в нарочитой задумчивости.
Вот так вот. Двадцативосьмилетняя девушка добирается на седьмой этаж совершенно выбившись из сил. А всё почему? Зло спросила я себя. Потому, что веду сидячий образ жизни. И работа в баре по двенадцать часов на ногах, два через два – не считается. Надо хотя бы в выходные больше двигаться, к примеру, вот так, не пользоваться лифтом, а ходить пешком…
– Аурика, привет! – знакомый голос вырвал меня из задумчивости. Генка, сосед по лестничной клетке, закрывал свою дверь. Брови его вопросительно поднялись:
– Лифт сломался, что ли?
– Нет, просто решила пешком пройтись, – пояснила я, ставя тяжелые сумки прямо на каменные ступени.
– Зачем? – непонимающе пожал плечами парень и тут же переключился на мои сумки, – чего набрала? Смотрю, полны торбочки…
– Да, – устало, но довольно улыбнулась я, – почистила кошелёк. Зарплата жжётся.
– Я к тебе вечерком зайду, сейчас бежать надо. Занесу одну вкусняху, сам ещё не пробовал, – многообещающе сказал Генка, входя в кабину подъехавшего лифта.
– Да, буду ждать, – произнесла я в закрывшиеся двери и направилась к своей квартире.
Научившись читать в шесть лет, я открыла для себя настолько увлекательный мир, что до сих пор так и продолжала поглощать литературу тоннами, нисколько не уставая и не разочаровываясь в чтении. Гена – единственный из всего моего окружения, который всецело поддерживал мою маниакальную любовь к чтению книг. Мы обитали на одной лестничной клетке много лет, ещё с тех пор, когда здесь жила моя мама. Гена, журналист в крупном издании, купил квартиру в нашем доме лет пять тому назад. Тогда же я закончила универ, получив юридическое образование и временно (конечно же, временно!) устроилась на работу в бар недалеко от моего жилья. «Нет ничего более постоянного, чем временное!» – гласит народная мудрость. Вот и я застряла в беспросветной серости будней, всё глубже увязая в безликой работе.
Аурикой назвала меня мама. Она родила меня одна, отец был полицейским и погиб в лихие девяностые при перестрелке с бандитами, грабившими и убивающими водителей-дальнобойщиков. Мама сказала, что они с отцом много раз разговаривали о будущих детях. «Если будет девочка – то непременно Аурика, а мальчику ты имя выбирай», – сказал совсем молодой папа, еще не знавший о том, что под сердцем у мамы уже нетерпеливо бьётся ещё одно, моё. А вскоре после этого разговора ушёл на работу и больше не вернулся. Живым.
Он был детдомовским мальчишкой, мой храбрый папка и совсем не знал, что такое семейная жизнь, не видел материнской ласки и любви. Но я уверена, если бы отец остался жив, то счастливей меня не было бы ребёнка: он холил бы, баловал и любил меня. Папин портрет, обрамлённый траурной рамкой, висел в квартире на видном месте. Я регулярно бережно смахивала с него пыль и мысленно разговаривала с отцом. Точнее, просто задавала какие-нибудь жизненно важные для мня вопросы и представляла, что он мог бы ответить мне.
Серо-голубые глаза смотрели на меня строго и внимательно, немного устало. Я мечтала стать сотрудником полиции, как отец, но мама сильно переживала, что я непременно погибну, как он. Убедить её оказалось невозможно, но я хотя бы отвоевала право пойти учиться на юридический факультет. А там… Кто знает, может быть и в полицию пойду, ведь у мамы всё в порядке, личная жизнь вполне сложилась.
Три года тому назад моя мама уехала в Америку, где обрела долгожданную любовь и идеальную жизнь в уютном доме на побережье океана. С тех пор она считала нужным хотя бы раз в неделю устраивать встряску моему психическому здоровью, небрежно водя смычком уговоров по визжащим нервам.
«Вероника, доченька, что ты засела в этой Москве старой девой? Объясни, что тебя там держит? Каторжная работа в баре, где тебя никто не ценит? Одиночество среди книг? Приезжай, оформим тебе семейную визу, а потом грин-кард. Помнишь, к нам приезжал друг Мика, Виктор с сыном Дэвидом? Парень постоянно спрашивает о тебе…»
Мик Коул – мамин муж, потный, в очках с толстыми диоптриями, сквозь которые радостно светились маленькие свинячьи глазки, с кусками сала, колоритно нависающими над шортами. Если это и есть американский идеал мужа, закопайте меня живьём! Я была в гостях у мамы с её новым мужем несколько месяцев тому назад. И… Мне даже понравилось поначалу. Аккуратный домик недалеко от побережья, солнечные пляжи, воздух, буквально пропитанный беззаботностью и счастьем.
Через неделю мне всё надоело: слащавые гримасы окружающих, фальшивая заинтересованность моей жизнью. Вездесущее «хау ар ю тудей», сладкой патокой прилипающее к нёбу. Очень дружелюбные улыбки и пустые взгляды, повергающие иногда в непонятное состояние, близкое к панике, как будто я оказалась среди чужаков на другой планете.
Моя мама была счастлива в этой другой инопланетной жизни, а почему же мне через неделю стало так тошно? Ты мазохистка, Лазарева Аурика Андреевна? Спрашивала я себя. Не нравится наигранное дружелюбие, бесит показное радушие? А восхищает наша родная российская серость, посетители, дай бог если просто быдловатые, а то ведь и откровенное хамло? Нравится пахать изо дня в день на дядю, не имея никакой великой и пафосной цели, проживая бесконечно мутный день сурка?
Я не смогла найти ответа на эти вопросы. Точнее, не захотела. Проще было задёрнуть глаза шторками век и пробубнить изумлённо вытаращившейся матери: «Мам, не моё это. Домой хочу. В Россию.»
Долго не могла признаться в этом даже себе. А именно – в своих чувствах к Генке, моему соседу по лестничной клетке, который пять лет тому назад купил квартиру в нашем доме и поселился не только на нашей площадке, но и в моём сердце…
Да, я влюбилась в этого странного парня, который был старше меня на шесть лет. Он был когда-то женат, сам рассказал об этом. Детей у них не было, и это обстоятельство странным образом обнадёживало меня. Если когда-нибудь мы будем вместе… Дальше мечтать я страшилась, сознание пряталось, торопливо задёргивая плотную шторку обыденности и занятости.
Никакой белозубый Дэвид, стоящий у бассейна и поигрывающий в солнечных лучах рельефами подкачанных мышц, не мог заменить мне усталую улыбку вечно небритого бледного Генкиного лица. Его милой и одновременно ужасной привычки курить каждые пять минут, жадно поглощая никотин, словно пытаясь заполнить пустой сосуд, находящийся в лёгких.
