О чем думает человек, жизнь которого висит на последнем волоске? В тот момент, когда песчинки в верхней половине часов, отсчитывающих, сколько ему осталось существовать в грязном и холодном мире, заканчиваются. В секунду, когда последняя из них попадает в микроскопическое отверстие в центральной части часов, скатываясь по гладкой поверхности стекла, и падает вниз, к сотням, тысячам, миллионам других песчинок, будто отживших свое. Они недвижимо лежат в нижней половине часов. Мертвые. Песчинка падает. Волосок рвется.
Однако, вот, часы переворачиваются, и будто с новой силой каждый из микроскопических кусочков диоксида кремния вновь летит вниз, беззвучно бьется о стекло, формируя горку из тел. Гору трупов. Гору черепов. Думая обо всем этом, невольно вспоминаешь «Апофеоз войны». Песчинки воюют друг с другом. Они борются за право упасть первой, разбиться, умереть, окропив собственной песчаной кровью стекло часов.
Все мы – песчинки.
Бежим наперегонки, стремясь поскорее закончить эту адскую гонку. А финал один.
В древности люди умирали за свободу. Прыгали на пики в узких замковых проходах, стремясь избавить себя от феодального гнета. Неслись на баррикады с мушкетом в руках, отстаивая собственные идеалы и права. Закрывали собой пулеметы, обороняясь от иноземных захватчиков.
А мы умираем за еду, сигареты и пойло. Рак легких, ожирение и цирроз – вот главные проблемы человечества. Вот то, что вызывает смерти в современном мире.
Ни тебе Великой войны, ни Великой депрессии…
***
Мы шли втроем по обмываемому дождем и тающим снегом асфальту тротуара, холодному и мокрому, по понятным причинам. Я и еще двое моих напарников. Наши ноги заплетались в непонятные узлы, когда мы пытались переступать через многочисленные разбросанные по тротуару камни. Вернее, даже не камни. Куски бетона. Грубые, острые куски бетона. Какие-то мелкие, какие-то – покрупнее, но все они валялись здесь, на нашем пути, преграждая дорогу к нашей главной цели. Осколков становилось все больше по мере нашего приближения. Мы шли вперед, перешагивая через длинные куски арматуры, будто торчавшие прямо из-под земли, через разломанные листы бетонных плит, через вывороченные прямо из-под земли гигантские валуны, трубы водоснабжения, упавшие столбы линии электропередачи, выкорчеванные деревья без листьев. Безжизненная пустыня. Груда ошметков цивилизации. Горстка намеков на нее, когда-то существовавшую здесь. Апофеоз войны. Горка песчинок.
Чего стоит человеческая жизнь? Ничего.
Она не стоит и кусочка, мельчайшего кусочка от всех этих бетонных обломков. Не стоит и песчинки. Никогда не стоила.
Только в древности люди умирали за свободу. А мы…
Мы шли вперед в многолюдной толпе. Все мы: я; мистер J, этот парень двадцати пяти лет с короткой стрижкой и минимальным количеством лишнего веса, выглядевший, правда, совсем юнцом, не походивший на свой возраст; и миссис T, учительница из нашей школы, почти пенсионерка, полноватая с короткой стрижкой из седых волос, в очках, вся в морщинках, которыми испещрены ее руки и лицо. Мистер Z двигался чуть впереди нас, будто выступая в роли предводителя нашей небольшой группы, даже несмотря на то, что никто из нас его взглядов не разделял.
Мы шли вперед организованной толпой, по широкому проспекту с односторонним движением, перекрытому в самом его начале машинами некоторых из тех протестующих, что прибыли на место начала Митинга первыми. Это шествие. Митинг. Оно должно стать чем-то, чего еще никогда не знало Государство. Чем-то, что уничтожит осточертевшую диктатуру Президента.
Отовсюду звучали крики. Но не просто пронзительные вопли, как можно подумать с первого взгляда. Это были организованные хоровые выкрики лозунгов. Люди шли с плакатами, изображавшими перечеркнутое двумя красными линиями лицо светловолосого белого мужчины с залысинами, голубыми глазами и тонкой линией розовых губ.
Приятная внешность, серьезный, но с добротой взгляд.
Так и не скажешь сразу, что именно этот человек подмял под свой единоличный контроль страну с населением в полторы сотни миллионов человек.
Говорят, все известнейшие серийные убийцы не обладали выдающейся внешностью. Именно поэтому им удавалось скрываться от закона так долго. Деннис Нильсен, Тед Банди, Джеффри Дамер, Джон Гейси, Андрей Чикатило, Джон Бантинг, Дэвид Берковиц, Чарльз Старквезер, Доранхель Варгас, Сергей Ряховский – все эти ублюдки были самыми обычными людьми. Они жили рядом с нами, в окружении таких же, как они. Ходили на работу и ели в одних с нами ресторанах. Они покупали еду в тех же магазинах, что и мы, готовили ее на таких же, как наши, кухнях, поедали за идентичными нашим столами из Икеи. Они ничем не выделялись, но успевали стабильно убивать по одному человеку в неделю. Двадцать человек в месяц. Двести сорок человек в год.
Десяток ублюдков, посчитавших себя королями. Они оказались способны вместе убить четверть тысячи человек за год. Так сколько же может убить один ублюдок, действительно коронованный народом, за два десятка лет?
Мы все, я, Z, J, T и еще тысячи других участников Митинга вышли сегодня на улицы, чтобы выразить свой протест президенту-узурпатору.
Мы шли по широкому проспекту, лозунгами выкрикивая наши требования, размахивая флагами Государства и плакатами со лживой мордой, перечеркнутой парой красных прямых. Огромная куча народу. Многотысячная толпа из людей всех возрастов, всех полов, гендеров и ориентаций. Все они были здесь – на главном проспекте столицы Государства. Они кричали; «Государство без Президента», «Пятый срок – тюремный», «Государство будет свободным».
Сквозь громкий топот и кричалки неожиданно для всех прорвался новый звук. Другой. Опасный. Мирное шествие желавших выказать свой протест по отношению к действовавшей власти в один момент было обречено стать чем-то иным.
Справа от меня, совсем рядом, шла миссис T. Эта старушка уже давно не была так активна, как прочие протестующие, но она старалась не отставать от нас, переваливаясь с ноги на ногу, торопясь, ковыляя следом.
– Он должен уйти… – сказала она будто бы себе под нос, – Если он не уйдет, Государство вымрет. Он сам уничтожит его изнутри.
Президент линчевал собственный народ. Как Джек-потрошитель избавлял мир от проституток из трущоб, как Джон Бантинг казнил геев и наркоманов. Все они считали, что делали мир лучше.
