Коридор представлял собой длинный тоннель-вход… Нет, коридор все-таки был просто коридором: на одной стене располагались огромные окна, за которыми проявлялась вся грусть внешнего мира с привычными дождем, ветром и прочей непогодой, а другая стена представляла собой нескончаемую белую плитку и двери: одна, две, три…
Он шел по этому коридору, насвистывая веселую песенку, улыбаясь – радуясь встрече с ней.
Она – его Дама.
В этой, уже привычной, встрече было что-то волнующее. Услышит ли она Его, поймет ли Он то, что она чувствует, будет ли одна или с кем-то из молодых коллег, постоянно требующих от нее поддержки?
Каждый раз встреча с ней была чудесной! Иногда Он заходил по несколько раз в день, иногда не появлялся месяцами. Он мог приходить для работы, а мог появляться просто так – поболтать. Хотя в основном их общение сводилось к тому, что Он просто любовался ею.
Она была его Дама. Она была прекрасна!
***
Оля очень устала сегодня. День вроде бы как всегда – суета, люди: коллеги, пациенты, практиканты бестолковые и шумные, толпами проходящие по палатам. Что-то она забыла, что-то оставалось на поверхности сознания… Ах да, звонил однокурсник, что-то хотел. Что? Оля сосредоточилась, но не смогла вспомнить. Надо перезвонить.
– Ольга Николаевна! Вы еще остаетесь? – это молодая коллега. Явно торопится домой.
– Алла Алексеевна, мне еще надо доделать кое-что…
– Ну хорошо, я уже все! – женщина быстро закрыла папку и тут же стала собираться.
– Алла Алексеевна, вы на завтра послали на кардиограмму Ольшанскую из четвертой палаты?
– Ольга Николаевна, мы же решили, что на следующей неделе…
– Нет. Сделайте это завтра. Не нравится мне ее состояние – глаза грустные.
– Может, к вам друг заходил – и вы разволновались? – с ехидцей спросила молодая женщина, уже почти одетая для выхода на улицу.
«Зря я им рассказала, – подумала Оля, – сейчас меня, наверное, по косточкам перебирают и думают, что я совсем от одиночества тронулась».
– Алла Алексеевна! – голос Оли стал жестким. – Я бы хотела, чтобы вы отправили Ольшанскую на обследование.
Молодая коллега, естественно, уловила металл в голосе и поняла, что перешла границу дозволенного, но, как исправить ситуацию, не придумала. Вечер был испорчен, настроение упало почти до нуля, но слово не воробей: вылетит – не поймаешь. Что сказала, то сказала!
– Ольга Николаевна! Я все сделаю завтра!
«Да что будет с этой Ольшанской?! Все! Завтра, завтра!» – зло подумала Алла Алексеевна, и хоть и старалась аккуратнее закрыть за собой дверь, как-то не получилось. Дверь хлопнула слишком громко, почти вызывающе.
«Ну вот! Зачем я на нее набросилась? Зачем? Конечно, она молодая и не очень аккуратная, но работает быстро и холодно как-то», – Оля, размышляя, подошла к чайнику, нажала кнопку. Чайник старательно зашумел.
«А может, я ей просто завидую?» – Оле не понравилась эта мысль. «Молодая коллега явно спешит на встречу. Кто это? Друзья? Возлюбленный? Родители? Кто ее ждет?» Олю тоже ждет Пулька, но в последнее время ей почему-то хочется задержаться на работе…
Это началось три месяца назад, когда Оля вот так же поздно задержалась на работе. Сейчас она не помнит: может быть, задремала, а может быть, наяву – она увидела Его. Точнее, не увидела, а почувствовала, что Он есть. Она не смогла объяснить себе, как это. Но Он есть. Она точно чувствовала Его присутствие! Когда Он был рядом, появлялся тонкий, слегка уловимый запах чего-то сладкого, теплого – так пахнут мамины руки или младенцы, ванильный зефир, а может быть, медовые соты или спелая клубника со сливками. Это как благоухание, оно чарующее, настоящее, нежное и живое.
Когда Он был рядом, становилось легко дышать, и легкая нега растекалась по всему телу, как будто кто-то убаюкивал ее в колыбели. Все тревоги и суета дня уходили куда-то далеко-далеко. Ее беспокоило только, что Он знает ее мысли и видит ее целиком, как будто она обнаженная. Когда Он уходил, какое-то время оставалось чувство покоя и сладости, затем – легкий звон в ушах (сосуды головы, что ли?), и грусть, и пустота…
Она возвращалась к работе, недовольная тем, что это маленькое событие, как удовольствие, длится всего лишь мгновение. А затем – опять работа, и одиночество, и Пулька, ждущая дома.
Их встречи стали для нее как воздух. Если Он долго не появлялся, она волновалась, становилась то грустной, то раздражительной, и казалось, что работа никак не клеится. Она не любила такие дни.
Как-то на пятиминутке, когда Оля рассеянно перебирала бумаги и вовсе не слушала никого, Он пришел. Оля это поняла сразу и, оглядев присутствующих, удивилась, что никто, кроме нее, не чувствует, что Он пришел.
Екатерина Дмитриевна, докладывающая о новых препаратах, непонимающе остановилась и вопросительно посмотрела Оле в глаза:
– Ольга Николаевна, что-то случилось?
– А почему вы спрашиваете, Екатерина Дмитриевна?
– Да вы как-то засияли изнутри. Вдруг счастье на вас навалилось. Вы видите перспективы с новыми препаратами?
Оля растерялась. Она и не слушала рядовой доклад, и, кажется, она одна чувствовала, что Он рядом. Вдруг в коридоре послышался шум. Кто-то забегал, явно что-то случилось. В дверь кабинета громко постучали, и сразу же показалась встревоженная Полина.
– Ольга Николаевна!
– Кто?
– Рощин из седьмой палаты, – Полина говорила быстро, еле сдерживая слезы. – Я ему утром температуру мерила, давление нормальное, вот утренняя кровь. Бласты выросли…
– Екатерина Дмитриевна, ваш?
– Мой… – Екатерина Дмитриевна уже доставала карту наблюдений.
– Алла Алексеевна! Реанимацию! Кирилл Аркадьевич, вы со мной! Остальные – работать… Полина, возьмите себя в руки! Родственники здесь?
– Нет, Ольга Николаевна, жена по выходным приходит.
– Екатерина Дмитриевна, а кто ему помогает?
– Девочки с поста или дневная санитарка, но он еще два дня назад сам себя обслуживал. Бласты резко выросли…
По коридору толкались люди, как будто всем разом сообщили о случившемся и всем надо быть там, с Рощиным.
– Сестры, освободите коридор! – Кирилл Аркадьевич как будто прочитал мысли Оли. – Да не надо никому здесь быть. Не надо паники!
Возле дверей седьмой палаты уже была бригада реанимации. Постовые – молодцы, сработали четко. Оля знала каждую девочку. Она сама проводила собеседование, выбирая для своего особого отделения особых людей.
– Ну что, Олег?
– Все, Оля…
– Всем расходиться по палатам! Не мешайте работать!
Каждый раз, когда это происходило, у Оли замирало сердце. Казалось, она должна была уже привыкнуть, с тех самых пор, когда в конце 90-х пришла после ординатуры в отделение. Самый первый уход на ее руках произвел на нее сильное впечатление. Затем были еще и еще, но привыкнуть было невозможно.
