Перстень принцессы
Пролог. Перстень Марии Медичи
Март 1600 года. Флоренция, Палаццо Питти
– Идут! – сдавленно пискнула Челеста и мелкими шажками просеменила от двери в дальний угол комнаты.
Голос камеристки прозвучал неестественно и до того противно, что Марии захотелось оттаскать девицу за волосы. Само это желание ужаснуло её, ведь это же была её Челеста – единственная преданная ей душа во всём огромном и душном Палаццо Питти, где в длинных и узких комнатах с несоразмерно высокими потолками она чувствовала себя немощной карлицей.
– Сядь! Сядь и не мельтеши! – приказала Мария и уселась на табурет перед станком с давно оставленной на нём работой над вышивкой узора на льняном холсте. Пусть любой, кто войдёт к ней, думает, что всё это время она провела, трудясь над вышиванием за станком, и ей не было никакого дела до того, что происходило за пределами её комнаты.
– Мария, дитя моё!
В распахнутых настежь дверях появился её дядя Фердинанд, Великий герцог Тосканский. Он картинно с драматично суровым выражением лица взмахнул руками и отступил на шаг от двери, уступая дорогу человеку в пурпурной сутане.
Привыкшая с ранних лет к обществу священнослужителей высокого ранга, Мария не испытала при виде вошедшего следом за дядей епископа того душного трепета, который ощущают обычные верующие, стоит им попасть под строгие взоры отцов церкви.
– Ваше преосвященство, – поднявшись со своего места, Мария присела в глубоком реверансе, после чего подошла к епископу, чтобы наклониться к его руке для почтительного поцелуя пастырском перстня.
Синьорина Челеста с побелевшим, словно полотно, лицом и испуганными глазами выскользнула из угла комнаты вслед за своей госпожой и тоже присела в реверансе перед кардиналом, после чего с трепетом приложилась крепко сжатыми губами к пастырскому перстню на милостиво протянутой к ней руке.
– Очень хорошо! Прекрасно, дитя моё! – проговорил епископ, довольный пиететом, выказанным его сану и положению.
– Моя племянница Мария Медичи, – представив юную девицу прелату, герцог почтительно склонил голову и с торжественным тоном в голосе перечислил титулы высокопоставленного гостя:
– Монсеньор Силингарди, епископ Модены. Апостольский нунций при дворе французского короля.
Представив епископа, герцог Фердинанд подошёл к Марии и, ошеломив её неожиданно по-отечески тёплой улыбкой, сжал обе её руки в своих широких ладонях.
– Весьма рад, – произнёс епископ, впрочем, не озвучив, чему именно он радовался, так что Мария перевела вопросительный взгляд от него на дядю.
– Дитя моё, отныне я не посмею называть вас таким образом. Ни я сам и никто более не посмеет называть вас иначе, как… – в чёрных глазах Фердинанда Медичи блеснуло подобострастное обожание. – Отныне все мы должны обращаться к вам только «Ваше величество»! – торжественным, полным пафоса голосом произнёс он и отвесил низкий поклон.
– Свершилось, – почти беззвучно прошептала Мария, в глубине души ужаснувшись при мысли о том, что с той самой минуты её жизнь не будет прежней. Она знала по слухам, витавшим в Палаццо Питти о том, что сам Фердинандо Медичи, её дядюшка, вёл переговоры о том, чтобы выдать её замуж за французского короля. Но до этой самой минуты Мария старалась оттянуть момент осознания неизбежности такой судьбы. Слыша пересуды кузин и прислуги, Мария всякий раз находила для себя занятие или предмет, на котором она могла бы сосредоточиться, чтобы только не думать и даже не строить предположений о том, что ожидало её в случае заключения договора между её дядей и французским королём о её помолвке с Генрихом Бурбоном. И вот теперь это уже были не догадки и сплетни, а самая что ни на есть действительность – её судьба определена.
– Это конец, – ещё тише прошептала она и с обречённым вздохом опустила взгляд.
– Она полна смущения и грации, – улыбнулся довольный герцог, по-своему истолковавший эту реакцию племянницы, и в торжественной манере, сквозившей в каждом его движении, он повернулся к епископу. – Ну что же, монсеньор! Теперь мы с вами готовы встретиться с послами короля Франции и обсудить остальные вопросы, касающиеся брачного договора и церемонии свадьбы по доверенности.
Епископ Силингарди обратил внимательный взгляд на новоиспеченную невесту французского короля и коротко кивнул:
– Да. Теперь мы можем обсудить детали. Самое важное уже свершилось. Ведь это так, дитя моё? – увидев утвердительный жест Марии, он с улыбкой удовлетворения кивнул в ответ и благословил её. – Вы станете прекрасной супругой для короля Франции. Я так и передам его святейшеству. Не беспокойтесь, герцог, мы уладим все спорные детали, если таковые остались.
***
После того, как высокие гости покинули комнату, Мария вернулась к табурету и медленно опустилась на него. Она не вполне ещё осознавала происходящее, ведь одно дело слышать о планах родственников, обсуждавших её замужество, которое неизвестно, когда состоится, и совсем другое – это в один миг осознать, что всё уже свершилось.
– Ох, моя синьора! – снова пискнула Челеста, но Мария жестом прервала её всхлипы и приказала молчать.
Говорить не хотелось совсем. Вернее, её так и распирало от желания выспросить у верной служанки обо всём, что та слышала и знала о французских послах, поселившихся в Палаццо Медичи, и обо всём, о чём судачили в городе о французах и их войнах. Ей было необходимо знать всё! Уж если ей предстоит отдать свою руку и самоё жизнь в распоряжение французской короны, то она должна быть готовой ко всему, что ожидало её впереди.
– О, моя синьора, это так невероятно! Париж! Королевский двор! – нараспев причитала Челеста, по опыту чувствуя скрытый интерес госпожи ко всему, что ждало её в недалёком будущем.
Мария выбрала для себя невысокую кушетку возле высокого стрельчатого окна. Она устроилась на ней, поджав ноги под себя, и молча устремила взгляд на улицу, позволив служанке говорить без умолку в течение долгого времени, пока небо над красными черепичными крышами зданий напротив их дворца не начало темнеть, и комната не погрузилась в серые предвечерние сумерки.
Изредка поглядывая в сторону пажа, появившегося с наступлением вечера, чтобы занять пост в почётном карауле у двери, Мария ловила себя на всё возрастающем интересе к его персоне. Ей известно то, кем он был, а вот откуда прибыл и каким образом попал на службу в Палаццо Питти? А главное, о чём он думал в то время, как Челеста говорила о нравах, царивших при французском дворе, привычках французов и обо всём, что, по её мнению, заслуживало внимания юной синьоры?
