Младший сержант Нахимов Сергей Васильевич, вот уже почти 19-ти лет отроду, трясся на скамейке в кузове “Шишиги”, она же ГАЗ-66. Сквозь тент ничего не было видно. Час назад высадили последних попутчиков на 12-й заставе. Остался он, один – единственный, кто ехал до 13-й. Уже ужасно уставший от тряски и пыли, но старающийся выглядеть “орлом”, как-никак только из учебки, новоиспечённый “малёк”, сейчас он прибудет на заставу, и ему надо, как говорили в учебке, сразу же “поставить себя”, иначе как командовать рядовыми? И правда, чёрт возьми, как?
Даже его одногодки, призванные с ним вместе весной этого года, уже в частях. Лично его “забрали” в мае. Почти шесть месяцев учёбы, и вот он едет отмечать “ноябрьские” на заставе. А его одногодки, рядовые даже, если попали в июне, после 4-х месяцев курса, уже как минимум месяц, а то и два – на заставе. Вот как их всех подчинить? Хотя, конечно, в “войсках” дедовщины нет. Но это не отменяет извечный закон жизни: “старый воин – мудрый воин”.
Для себя он определил, что, в первую очередь, покажет свои высокие навыки обращения с техникой. Ведь не зря же он полгода в “Бухте Перевозной” осваивал эти самые ПСНР? Переносные Станции Наземной Разведки “Кредо” и Фара” – этакие маленькие радары. Да он, между прочим, на зачёте засёк шагающую цель в поле за 12 км на “Кредо”. А морскую (плот со щитом фанерным) – вообще за 15 – предел возможности аппарата, между прочим! Увидев его умение, наверняка, подчинённые, как минимум, не отнесутся к нему, как к “птице тупорылой”.
В этот момент мысли Серёги сползли на другое. Вот почему весенний призыв – “птицы”, а осенний – “бобры”? Почему, например, все вокруг принципиально говорят “Войска” в “Войсках”, ещё понятно. Не армия, а Пограничные Войска, да ещё и КГБ. Почему армию зовут “шурупами” – это ясно, у них пилотки, как головки шурупов. И много что ещё из словесных оборотов ему понятно, но вот почему, раз он “весенник” – он обязательно “птица”, а раз молодой, то ещё и “тупорылая” – он и сам не мог понять, и никто ему ответить не мог.
Эти лингвистические разборки прервались от весьма неаккуратного торможения “шишиги”, из-за чего Нахимов чуть не упал со скамейки. Короткий неразборчивый разговор водителя с кем-то, и машина куда-то явно въехала. Всё, прибыли. Здесь ему служить целых полтора года.
Голос снаружи вывел малька из оцепенения:
– Эй! Почти сержант! Ты там что – помер? Вылазь к людям!
– Не, он уснул, наверное, сильно гладкая дорога –
укачало!
Дружный гогот в ответ не оставил сомнений. Встреча будет “тёплой”. Откинув полог и прихватив свой БК, он же вещмешок, и скатанный бушлат, “почти сержант” спрыгнул с кузова как можно бодрее. Под хоть и двигающимся к закату, но тёплым среднеазиатским солнцем, стояла группа пограничников, в основном рядовые, и один офицер – капитан. Поняв, что старше никого нет, подошёл почти строевым шагом к капитану и, насколько можно бодро после 4-х часов тряски в кузове, доложил:
– Товарищ капитан! Младший сержант Нахимов для прохождения дальнейшей службы прибыл!
– Вольно! – Капитан придирчиво смерил пополнение взглядом. Панама, только что выданная в отряде взамен кепки, ещё имела весьма волнистые края, и не прошитый кантик по верху и был ярким пятном на фоне слегка подлинявшего камуфляжа, хотя тот и оставался всё ещё более яркий, чем у него самого и остальных. Ничего, этот момент солнце выровняет. Сапоги почти по уставу. Не обрезанные, не выглаженные до состояния лаковых, но явно с подрезанной закраиной подошвы. С одного взгляда он оценил, что боец перед ним хоть и соблюдающий устав, но и не чурающийся неписаных правил этикета.
Пошарив вокруг взглядом, капитан задержал
взгляд на сидящем в тени карагача сержанте:
– Усталов! Ко мне!
Быстро соскочив и оправившись, названный сержант широким и твёрдым шагом подошёл к капитану. Но доклада, как привык в учебке Нахимов, не последовало. Он просто молча встал перед капитаном.
– Проводи пополнение к замбою. Пусть он его и определяет. Бумаги заполню позже.
Усталов, повернувшись к новенькому, с полувздохом обречённости, сказал: “Шлёпай, малёк за мной”,– и пошёл в сторону одноэтажного строения. Заведя в покрытое белой извёсткой здание, внутри которого было прохладнее, повернул налево и, пройдя мимо оружейки, Усталов толкнул дверь со следами оборванной таблички.
– Разрешите? – сказал он, практически одновременно входя в дверь.
– Товарищ старший лейтенант! Привёл к вам пополнение, – обернувшись к “пополнению”: – Входи, чего стоишь?
Шагнув вместе с ним в комнату, Нахимов поднял было руку к голове, чтобы доложить, но сидящий за столом старлей, явно слишком молодой для таких погон, махнул ему рукой – “не надо”. Поглядев на вошедших, сказал:
– Усталов – свободен, Нахимов, садись,– и указал рукой на стул перед столом.
Пожалуй, не стоит утомлять читателя подробностями бюрократии на заставе. Поэтому сообщим лишь, что заняло всё чуть больше часа. Плюс часок ушёл на “экскурсию”, которую новичку, по заданию старлея, или как правильно, старшего лейтенанта Крепилова, проводил, явно обрадованный поводом покинуть “службу”, дневальный.
– Здорово! Меня Миша зовут,– сказав это, он чуть ли не под локоть, как даму, поволок сержанта из казармы. – Ну, и “штаб”, и “казарму” – всё в одном – ты видел. Вон тот дом – типа гражданский, за кустами граната, и есть гражданский – это наш ДОС (Дом офицерского состава), так что без особой нужды там не шарься.
Сергей высвободил ненавязчиво руку, пошёл рядом, поспевая за торопыгой Мишкой. Тот, ничтоже сумняшеся, продолжал экскурсию:
Вот тут у нас – спортплощадка, тут – гараж, в арсенале – “бобик” и “шишига”. Все наши водилы – срочники. “Сверчков” у нас вообще мало. Один старшина. У всех старшины – прапорщики, только у нас старшина – это старшина сверхсрочной службы. Прям смешно.
Столовая, ленинская комната, как и комната отдыха у нас отдельным строением – вот тут. Но, учитывая климат, – говоря это, он завернул за саманное здание, крытое шифером, и показал в тени карагачей ряды старых школьных парт, – здесь у нас летний класс, выполняющий функции всего перечисленного – даже поесть, если хочешь, можно тут.
В этот момент Сергей не выдержал и задал вопрос, который его стал мучить сразу после знакомства с местом. Он в учебке слышал много про жизнь на заставах, но, в основном, от сержантов, которые сами всю службу провели в учебке. И в этих рассказах заставы делили на две категории.
– Скажи, у вас застава уставная?
– Блин, ну и вопросы у вас у всех с учебки, – заулыбавшись всем ртом, ответил Миша. –Если, вообще, хочешь знать, я – твой дед, коли на то пошло. Но у погранцов западло дедовщина. Мы войска КГБ, а не какие-то шурупы. Так что между собой мы все равны. Ну, или почти равны. Вот завтра пошлют в наряд – ты мой старшак будешь, а я – просто рядовой. Ну, вот на эти сутки “ты – начальник, я – дурак”. Возвращаемся, оружие сдаём, и я для тебя сразу – просто Миша. Так тебе понятно? Наслушаются баек по ТВ, потом, блин, фигнёй страдают. Мне вот лично эта гласность с перестройкой по боку – меньше бы болтали – мозги бы свободней были. Ваши вон первые птицы прилетели, так сутки строем ходили, боялись, что деды разбираться с ними будут. Вот умора была. Мы их специально не просвещали, что – к чему, чтобы поржать.
