Глава первая. Иван Дмитриевич Путилин…
Иван Дмитриевич Путилин, сын небогатого коллежского регистратора, волею судеб, а больше природной сметливости и железной хватке, ставший недавно статским советником и семь лет тому начальником сыскной полиции столицы Российской Империи, сидел за большим столом морёного дуба в кожаном кресле, отороченном полосками бархата, и писал срочную депешу всем полицейским частям и участкам Санкт— Петербурга о задержании некоего господина, на миг задумался, кинул задумчивый взгляд на окно соседнего дома, которое видно сквозь неплотно прикрытые шторы, и вписал фамилию. Ежели буде тот обнаружен в городе, напоследок пронеслось в голове.
По другую сторону стола на стуле коричневого шёлка с высокой резной спинкой сидел помощник начальника сыскной полиции Михаил Силантиевич Жуков, или просто Миша, молодой человек двадцати трёх лет. Невзирая на молодость, были у него врождённое чутье, медвежья хватка и сообразительность, что должны быть присущи чиновникам, поставленным на страже закона, чтобы за каждое свершённое злодеяние преступник, кем бы он ни был, понёс заслуженную кару.
Иван Дмитриевич протянул депешу. Миша уже на ногах.
– Какие будут поручения?
– Сначала отправь, – указал рукой на дверь, иди, мол, и придвинул к себе новый лист с гербом в верхней части.
Когда Миша закрыл за собою дверь, Путилин сделал попытку скрыть раздражение и поднялся с кресла, с шумом отталкивая его, оно несчастное едва не падает на пол. Начальник сыска подошёл к окну, сквозь щель между шторами посмотрел на жизнь столицы. Вот там идёт лоточник, выкрикивая хвалу своему незаменимому товару, хотя не слышен его голос, голова занята иным. Вот цокая железными подковами, пробегает лошадь, понукаемая извозчиком, спешащим доставить нетерпеливого седока, вот идут по спешным или неспешным делам люди, однако Ивану Дмитриевичу нет дела до этого суетливого бытия, им завладело другое. Дело, что давно тревожит, занимает всё время, вопреки сложившемуся правилу, не оставлять без присмотра ни единого злодейского происшествия в столице.
В дверь раздался дробный стук, сперва Путилин не отвечал на него, но спустя полминуты раздался повторный, но уже более настойчивый.
– Войдите, – повышая голос, чтобы услышали за дверью, произносит он.
В кабинет, щелкая каблуками по дубовому паркету, входит дежурный чиновник с военной выправкой штабс—капитан Орлов, бывший командир роты в пехотном полку.
– Господин Путилин, – начинал с официального приветствия, – в дежурной комнате молодой человек хочет заявить о свершённом преступлении только вам.
– Что за человек?
– Мне кажется, он не в себе, на улице двадцатиградусный мороз, а он в лёгком пальто.
– Половина столицы одета не по зимней погоде.
Дежурный чиновник на миг смутился.
– Что с ним ещё не так?
– Болезненная бледость и какой—то безумный взгляд…
– Ладно, зови, – махнул рукой и пошёл к своему горемычному креслу, едва не пострадавшему от начальственного невоздержанного поведения.
Через несколько минут, в течении которых он собрал бумаги на столе в одну стопку, раздалось несколько ударов и распахнулась дверь. Дежурный чиновник вошёл первым, обернулся к молодому человеку и произнёс:
– Проходите, господин Путилин, вас ждёт.
Порог переступил высокий болезненного вида человек, двадцати двух – двадцати трёх лет. Сразу бросилось в глаза его узкое удлинённое лицо со впалыми щеками, бледными до прозрачности с чёрными пробивающимися волосами на подбородке. Карие глаза с какой—то поволокой смотрели из—под длинных ресниц.
– Добрый день! – поздоровался начальник сыска после повисшего в кабинете неловкого минутного молчания.
Дежурный чиновник вышел и тихо прикрыл за собою дверь.
– Что вас привело ко мне? – он вновь нарушил молчание.
Молодой человек, в самом деле, был не в себе. Наконец, он опустил правую руку в отвисший карман серого суконного пальто и сделал несколько шагов, остановившись только тогда, когда его путь преградил стол.
– Арестуйте меня, – совсем тихо выдавил он из себя.
– Простите? – Иван Дмитриевич не совсем уловил его слова и хотел убедиться в истинности произнесённой речи.
– Я – убийца.
– Садитесь, – указал рукою на стул и продолжил, – как мне к Вам обращаться?
– Важно не имя, а то, что я совершил злодеяние, которое жжёт меня изнутри, – он указал рукой на грудь, – больно вот тут.
– И когда Вы его совершили?
– Два дня тому, – он хотел достать что—то из кармана, но его попытки были тщетны. Пока, наконец, он не сжал обескровленные губы, нахмурил и без того пересечённый глубокою морщиной лоб, взял себя в руки и положил на стол трёхвершковое толстое металлическое кольцо. – Вот этим я ударил Катю.
– Где произошло печальное событие?
– У Николаевского моста.
– Что же там с вами стряслось?
– Разрешите присесть?
– Будьте любезны.
Молодой человек опустился на стул, словно внезапно обессилел.
– Так о чём это я? – он поднёс руку ко лбу. – Ах да, меня зовут Василий Осипов, с детства Васенькой кличут. Извините, но скажите, о чем это я? Да, да, Николаевский мост, два дня тому. Вы простите, но я плохо себя чувствую, знобит что—то.
– Может быть, Василий, вам надо отдохнуть?
– Нет, нет, я должен вам всё рассказать. Два дня тому моя любезная Катя сказала, что не будет больше жить со мною. Это как удар среди ясного неба. Я был расстроен, схватил первое попавшееся под руку и ударил её в висок. Она так бедняжка и обмякла. И чтобы она никому не досталась, я её в прорубь.
– Василий, вы говорите два дня прошло.
– Два, точно два. Я эти дни по городу ходил, с собаками спал, чтобы теплее было. И кольцо в кармане таскал, боялся к нему прикоснуться, даже когда руки мёрзли, в карман не опускал.
– Как фамилия Кати?
– Не помню, – он поднял руку с отогнутыми двумя пальцами, – два дня силился вспомнить, но никак. Словно кто стёр.
– Понятно, – Иван Дмитриевич дёрнул шнурок, закреплённый у правой ножки стола, чтобы вызвать дежурного чиновника, тот не заставил себя ждать. Явился через полминуты.
– Отведи Василия Осипова в камеру, – распорядился Путилин, – и позови мне кого—нибудь из агентов.
– Так точно.
– И повнимательнее, – указал глазами на молодого человека, – пусть отдохнёт и отогреется от зимней стужи.
Чиновник взял под руку Осипова.
– Пройдёмте.
– Да, я готов.
Когда Путилин остался в одиночестве, возникли мысли: правду говорит назвавшийся Василием Осиповым молодой человек или наговаривает на себя в болезненном приступе? Заявлений о пропаже девиц не поступало, хотя, если они жили вместе, то кто ж заявление подаст, кроме самого убийцы? А почему собственно я называю его душегубом? Оснований нет, поэтому надо сперва проверить, а уж потом и решение принимать.