Конец ноября 2033 года.
Стоя посреди тесной комнатки у гладильной доски, молодая рыжеволосая девушка, одетая в давно вышедший из моды домашний халат и тапочки, с беспокойством водила пышущим жаром утюгом по детским вещам. Услышав скрип дверных петель, она вздрогнула и тут же обернулась.
– Я не могу так больше жить, – с трудом заставляя говорить себя тише, Аня пожаловалась вошедшему в комнату мужу, от которого пахло морозной свежестью, не успевшей развеяться в тёплом квартирном воздухе. – Не могу!
– Да что случилось-то опять? – спросил её шепотом высокий кудрявый юноша, поспешив прикрыть рукою дверь.
– Твоя мать мне житья не даёт! Я уже боюсь выходить из комнаты. Ей всё не так! – вскрикнула девушка и, подойдя к двери, толкнула её плечом, убедившись, что преграда между нею и свекровью плотно заперта. – Не так я машинку стиральную запустила! Не так посуду помыла! Не тем ребёнка накормила! Да какое ей, в конце концов, дело. Это мой сын! Чем хочу, тем и кормлю его.
– Тише! Услышат.
– Да что тише. Давай переедем?
– Переедем! Куда? В хрущёвку к твоим родителям? Ведь квартиру бабушки мы с тобой продали.
– Нет, конечно. Я больше никогда не вернусь в Верхнепавловск1!
Надеясь избежать продолжения в очередной раз начатого женой неприятного разговора, Никита протиснулся к дивану и, опустившись в него, занял себя поиском пульта от телевизора. Ему хотелось как можно скорее заполнить комнату другими звуками. Только бы не слышать оскорблений, несправедливо направленных в адрес его родителей. «Они может, и не идеальные люди, – сказал он себе, – но их легко понять. Не каждый согласится, купив на старости лет отдельную квартиру, делить её с невесткой. Я бы вот точно не согласился жить с женой моего сына. Какая она ещё будет».
– Давай купим свою квартиру, – продолжила Аня, подсев к мужу.
– Квартиру! – воскликнул он, с удивлением посмотрев на жену. – Ты думаешь, что говоришь! Знаешь, сколько здесь квартиры стоят?
– Знаю, – отрезала она, горделиво выпрямив спину и расправив плечи. —Но появился вариант, который позволит нам купить её вдвое дешевле.
– Даже так, – сказал он и, откинувшись на спинку дивана, растянул губы в саркастической улыбке. – Интересно узнать, какой.
– Сегодня по телевизору я видела рекламу «ЗиДаТека2», – начала рассказывать девушка, осторожно положив руку мужу на колено. – Пожалуйста, не смейся. Дослушай. Если подписать рабочий контракт на срок сорок лет, то декапорация3 возьмёт на себя обязательства по уплате пятидесяти одного процента стоимости квартиры, взятой нами в ипотеку. Ты представляешь! У нас всего за пол цены будет своя собственная квартира!
– Как сорок лет! Я видел их рекламу. Было же тридцать пять! – вспыхнул парень и тут же поднялся с дивана. – Ничего святого у этих толстосумов не осталось. Хотят все соки из народа выжать. А ты вообще в курсе, что по условиям этой программы декапорация подписывает контракт одномоментно и с мужем, и с женой?
– Ну, конечно, в курсе, – согласилась девушка, улыбнувшись. – Мы будем жить и работать вместе.
– Мы? Но я не давал своего согласия! В «ЗиДаТеке» нет отсрочки от службы в армии. А мне не хочется оказаться в числе военнослужащих на следующей войне. Ведь тебе известна нестабильная обстановка в мире. Да и вообще, я слышал, что на этой работе не многие могут выдержать.
– Раньше отсрочки не было, а теперь есть, – возразила девушка и, поднявшись с дивана, вернулась к глажке. – Они же не просто так пять лет прибавили. А не выдерживают, наверное, те, кто не хотят работать.
– Будто бы ты хочешь!
– Хочу! Хочу! Потому как не желаю жить бок о бок с твоими родителями.
– Но если мы подпишем контракт сейчас, – запротестовал парень, начав загибать на руке пальцы, – то закончится он ровно тогда, когда мне стукнет шестьдесят два года.
– А мне исполнится пятьдесят восемь! – воскликнула девушка и отставила утюг. – У нас будет своя собственная квартира! Пенсия! Сорока двухлетний сын и, бог даст, внуки!
– Заманчивая перспектива, – протянул парень и, подойдя к окну, посмотрел на строителей, начавших закладывать железобетонный фундамент очередной многоэтажки.
– На завтра я записала нас на собеседование, – сказала девушка, выходя из комнаты. – Пожалуйста, побрейся. Тебе не к лицу щетина.
«Хорошо побреюсь, – согласился Никита, проведя рукой по щеке. – И зачем мы только переехали из нашего уютного Верхнепавловска в эту новую квартиру моих родителей. В микрорайон, удалённый от столицы всего на каких-то пятьдесят километров и безжалостно теснивший бетоном старое, утопающее в соснах кладбище. Здесь Аня сильно изменилась, став раздражительной, меркантильной и, кажется, даже жестокой».
Утром следующего дня, вопреки согревающим ярко – жёлтым лучам восходящего за кладбищем солнца, мороз, ухватившийся ночью, продолжал усиливаться.
Никита вместе с Аней, оставив ребёнка на присмотр родителей, заняли очередь в длинной, раскачивающейся из стороны в сторону безликой человеческой кишке, медленно исчезающей в тесных салонах подъезжающих поочередно к остановке маршруток.
Водители личных автомобилей, теснясь на узких выездах из дворов, сигналили друг другу, намереваясь как можно скорее выехать на автомагистраль. По ровной поверхности которой уже сотня за сотней пассажиров торопились в столицу, к рабочему станку.
– Все как с ума посходили! – выпалила Аня так неожиданно и неприлично громко, что прозвучавшая из её уст фраза заставила Никиту сконфузиться.
– Что ты такое стала позволять себе говорить на людях, – сказал он шепотом, одёрнув жену и приложив её сердитым осуждающим взглядом.
