Еще чуть‑чуть, немного усилий, и она будет
спасена. Там, за жилым зданием, находится сквер, в котором в этот час
выгуливают собак жители соседних домов. Только бы добраться до него, только бы…
Но короткое, на два подъезда, здание вдруг оказывается бесконечно длинным, и
твердый асфальт превращается в раскисшую смесь земли и глины, на которой Инга
поскальзывается и лишь чудом не падает. А удобные туфли на плоской подошве
превращаются в босоножки на немыслимой шпильке, которые альпенштоками вонзаются
в землю, и выдергивать их становится все трудней и трудней. Ноги делаются
вялыми, как у тряпичной куклы. Инга бежит, выбиваясь из сил, но, кажется, не
продвигается вперед ни на метр. «Не догонишь, сволочь!» – думает она, с
отчаянием понимая, что никуда не деться от преследователя. Теряя драгоценные
секунды, но надеясь за их счет выиграть минуты, Инга останавливается,
сдергивает с ног босоножки и продолжает бежать босиком. А сзади уже слышен
топот догоняющего мужчины, его шумное возбужденное дыхание тяжело ложится на
затылок. До обоняния доносится вонь гнилых зубов, так, как если бы
преследователь приблизил мерзкое лицо с крупными гнойными прыщами на
заостренном подбородке к ней. Мужчина протягивает руку, чтобы схватить ее за
плечо, но Инга успевает увернуться в последний момент, и растопыренные пальцы
лишь слегка скользят по коже. О чудо, она бежит уже так легко и стремительно,
будто с босоножками сбросила и стреножившие путы. Длинными прыжками достигает
угла дома и, свернув за него, оказывается в сквере. Спасена! И лишь пробежав
еще десяток метров, замечает, что сквер такой же безлюдный, как и улица.
Скорей, скорей пересечь его, выбежать на другую улицу – к людям, закричать,
позвать на помощь! Не прекращая бега, Инга оглядывается назад – посмотреть, где
находится преследователь, и вдруг при следующем шаге нога проваливается в
пустоту… Котлован, строительный котлован, разверзший свою ненасытную пасть,
утыканную клыками‑арматурой, посреди перерытого сквера! Как она забыла об
этом?! Пальцы преследователя хватают ее за плечо, стараясь удержать, но поздно.
Инга выскальзывает из рук мужчины, как мгновение спустя выскользнет из жизни,
будто из шелковой сорочки. Падение с высоты на прутья арматуры – такой
бесславный финал ее жизни. Последний крик, пронзительно отчаянный, рвущий
легкие. И долгое‑долгое падение…
– Инга, Инга!
Родной голос донесся не из пропасти, а где‑то
совсем рядом. Но Инга, все еще «падая» в бездну, не отреагировала.
– Да проснись же ты!
Тот, чей голос прозвучал с такими беспокойными
интонациями, потряс ее за плечо, и она медленно открыла глаза. Сон и явь,
взболтанные, словно вода и масло в одной бутылке, еще не расслоились на две
фазы, и в первое мгновение Инге показалось, что чудесное спасение – это
продолжение сна.
– Леша?
Вопрос прозвучал с таким недоумение и
удивлением, будто она начисто забыла, что гостит в доме Чернова и засыпала,
счастливая, на плече Алексея.
– Ну а кто же еще? – буркнул он, зажигая свет. – Похоже, тебе опять приснился кошмар.
Щурясь и моргая, Инга обвела взглядом комнату.
Спартанская обстановка – во вкусе Чернова. Минимум вещей – в ее вкусе. Это была
их спальня, дизайн которой – от цвета обоев до фасона покрывала на
кровати – они выбирали вместе, пусть и находясь в разных городах. Активно
обсуждали вопросы ремонта по телефону и обменивались ссылками на образцы отделочных
материалов по электронной почте. Чернов сам высказал идею оборудовать в своем
огромном доме новую спальню, где любая мелочь была бы подобрана в соответствии
с их вкусами. И все ради того, чтобы ей было уютно. Втайне Чернов надеялся, что
Инга приедет, чтобы остаться, но она согласилась пока погостить лишь месяц –
август.
– Это было… ужасно, – пробормотала Инга, имея в виду приснившееся. Поежившись, будто от
озноба, подняла упавшую с кровати простыню и закуталась до подбородка.
– Замерзла? – удивился Алексей, обнимая ее за ссутуленные плечи и мягко привлекая к
себе. – Но
ночь ведь душная!
– Это… от страха.
– Со мной не должно быть страшно, – храбро заявил он. И, изменив тон, с
беспокойством поинтересовался: – Что же тебе снится такое ужасное? Уже четвертый
раз за неделю бужу.
– Не помню, – соврала Инга. – Просыпаюсь и начисто забываю.
– Это хорошо. Зачем вспоминать?
Она тихо вздохнула: как бы хотелось, чтобы это
было так! Чтобы больше не вспоминалось плохое, что случилось с нею. Инга не
стала объяснять, что кошмары – это не просто страшные сны, вызванные
впечатлительностью. Это часть недавнего прошлого, отражение событий, которые
уже произошли, но которые она по‑прежнему «проживала» по ночам. Впервые ее
кошмары были вызваны уже случившимся, а не предсказывали будущее, как раньше. И
слава богу!
Может быть, сны‑знаки уже никогда не будут
видеться: она потеряла силу и чудесные способности предвидеть будущее. Теперь
ей жить, оглядываться на прошлое, каждую ночь встречаться с призраками, которые
воскресают в снах и протягивают бестелесные ладони, дышат холодом мертвого
дыхания, грозят костлявыми пальцами и скалят зубы в страшных ухмылках. Но это
уже не знаки, как раньше. Она, прежняя, умерла в той пропасти вместе со
своим потенциальным убийцей.
О том, что случилось, Инга никому не
рассказала: ни Алексею, ни брату. Даже с невесткой, с которой были
доверительные отношения, не стала делиться. Зачем тревожить близких, если все
события – уже действительно пережитое. Ну а со своими кошмарами она как‑нибудь
справится. Да и не хватило духу признаться, что повинна в несчастьях,
обрушившихся на ее семью. Говорить об этом – значит рассказать и о том, что она
лишилась силы, потому что проклятием убила человека. Пусть и негодяя, убийцу,
насильника, но ведь убила же.
– Давай спать? – с надеждой спросил Алексей, мягко увлекая Ингу обратно в постель. Но она
повела плечами, освобождаясь от теплых ладоней, и сказала:
– Леш, я спущусь на кухню. Пить хочется. Да и воздуху глотнуть. Боюсь,
сейчас мне не удастся заснуть.
– Я с тобой! – с готовностью приподнялся он.
– Ну что ты как маленький, – засмеялась она. – Куда я от тебя денусь? Спи, я скоро вернусь.
Дом, днем шумный, наполненный голосами,
смехом, шелестом шагов, детскими криками, сейчас был погружен в такую
непривычную тишину, словно крепко уснул, как и его обитатели. Инга сделала
несколько шагов, которые разнеслись по притихшему коридору так громко, будто
вместо тапочек на резиновой подошве обута была в деревянные сабо. Она разулась
и продолжила путь босиком, на цыпочках. Не раз приходилось ходить по этому дому
ночью, но никогда еще тишина не казалась такой глубокой. Может, потому, что на
этот раз дом был наполнен дневными звуками куда больше, чем раньше? В таком
большом особняке жил лишь Алексей Чернов со своей девятилетней дочерью Лизой.
Но сейчас, помимо Инги, гостили ее брат Вадим с женой Ларисой и маленьким сыном
Ванечкой. Леша сам предложил им провести август в его доме на море. После
периода неприятностей и несчастий все нуждались в положительных эмоциях и
отдыхе. Невестка с радостью откликнулась на предложение вывезти из загазованной
столицы на побережье маленького сына. Море было нужно и Вадиму. Да и сама Инга
была счастлива провести месяц тут.
