В мокром темном карцере царил промозглый холод. Аури не верилось, что в окружающем замок парке вовсю цветут аквилегии и мальвы. И что снаружи тепло, даже жарко. Тогда как здесь из грязных каменных стен сочатся ледяные капли, чтоб застыть на полу маленькими прозрачными озерцами.
До костей промерзнув в легком шелковом платье, она обняла себя за плечи, изо всех сил сдерживая бившую ее крупную дрожь, и высокомерно посмотрела на отца, снова притащившего ее сюда за непослушание.
Лорд Диан Гросби, в отличие от дочери одетый в глухой черный костюм из плотной шерсти, через которую не проникал тюремный холод, в неистовой ярости мерил взглядом непокорную дочь.
Зловеще прошипел, помахивая толстой плеткой из оленьей кожи:
– Я не буду бить тебя в преддверии свадьбы. Боюсь, твой жених не поймет меня, увидев твою исполосованную кожу. Но если ты снова будешь противиться, увидишь, как я буду полосовать спину твоей ничтожной матери!
Аури вспыхнула от гнева, бессильно сжав кулаки.
– Вы подлец! – она никогда не называла лорда Гросби отцом. Как можно именем самого близкого человека звать того, от которого всю жизнь видишь лишь боль и унижение? – И трус! Жалкий трус! Только ничтожный трус может издеваться над теми, кто слабее его, заведомо зная, что отпора не получит!
Лорд яростно взмахнул плеткой возле лица Аури, но она даже не моргнула, дерзко глядя на него. Боли она не боялась, давно к ней привыкнув. Что такое боль физическая по сравнению с болью душевной? Ничто!
Гросби давно понял, что упрямицу можно сломить лишь одним способом – пригрозив побоями ее матери. Только это обещание могло ее приструнить.
– Что ж, посиди здесь и подумай о скорой свадьбе. – Он скривил губы в язвительной усмешке. – А я займусь ее подготовкой! – с этими словами он вышел, и Аури осталась одна.
Силы сразу оставили девушку. Она сползла вниз по стене, не обращая внимания на промокшее на спине платье, обняла подрагивающими от напряжения руками замерзшие коленки и затихла, обессилено положив голову на руки.
В углу шуршали то ли мыши, то ли крысы. Аури не обращала на них внимания. Она давно привыкла к этому карцеру, почти сроднилась с ним и знала его до последнего камешка. Бывать ей в нем доводилось часто, едва ли не чаще, чем в собственных покоях.
Первое время она выстукивала стены, упорно разыскивая тайный ход, которыми были пронизаны все стены замка, но безуспешно. Мечта о том, как лорд Гросби в панике ищет ее в пустом карцере, так и осталась мечтой. А жаль. С каким удовольствием она посмотрела бы на его разочарованно-негодующую физиономию!
Хотя чего ей жаловаться? В карцере, в принципе, было не так уж плохо, не то что в тюремном подземелье для разбойников. Ей как-то довелось побывать и там. И не в качестве милосердной хозяйки, раздающей подаяние осужденным, а как обычной узнице. Лорд Гросби бросил ее туда за очередную дерзость, решив применить более радикальные меры, чем карцер.
Она просидела в грязной узкой темнице, больше похожей на каменный мешок, целую вечность. Невозможно было ни распрямиться из-за низкого потолка, ни выспаться из-за слишком короткого ложа, когда голова упиралась в одну мокрую стену, а согнутые ноги в противоположную. И все дни она провела в полной темноте без света и еды, и сколько этих дней было, она не знала, потеряв счет времени.
Единственное, что у нее было, так это вода. Вот уж ее-то было в избытке. Она сочилась с мокрых стен, скапливалась на полу, капала с потолка. Аури собирала ее в ладони и пила, не обращая внимания на затхлый гнилой вкус. Она ослабела от голода, но не собиралась звать на помощь и просить прощения у свирепого отца. Уж лучше умереть.
Когда он пришел к ней, освещая камеру тусклым фонарем, то и сам ужаснулся тому, что увидел. Еще день, и он застал бы только труп своей единственной дочери.
– Почему мою дочь не кормили? – заорал он следовавшим за ним гурьбой тюремщикам.
– Никто не знал, что в этой камере кто-то есть, – испуганно запинаясь, пояснил начальник тюрьмы. – Никто не видел, как вы ее сюда привели.
Это было правдой. Разгневанный лорд приволок дочь по секретному коридору и запер, пригрозив, что никогда ее отсюда не выпустит. И вот тогда она впервые ему сказала, что ненавидит. И непременно отомстит.
Лорд Гросби промолчал. Но, едва дождавшись, когда она поправится, отхлестал сам, не доверяя это дело замковому палачу. Гибкой плетью из просоленной оленьей кожи, с удовольствием глядя на вспухающие после ударов красные полосы на нежной девичьей коже. Аури молчала, до крови закусив губу и повторяя про себя клятву мести.
Потом ее опять лечили. Следы побоев от просоленной кожи исчезали медленно, и спина болела долго. Встречаясь с матерью, Аури мужественно смеялась и занималась привычными делами, никому не показывая, как ей больно.
Едва почувствовав себя более-менее сносно, Аури при первой же встрече снова оскорбила гордого отца и снова отсидела в темном мокром карцере несколько дней. Потом это повторялось с завидной регулярностью и стало чем-то вроде странного обычая их семьи.
После очередного наказания Аури снова поругалась с Гросби. Причем прилюдно. Не задумываясь о последствиях. И это оказалось фатальной ошибкой.
Вспомнив ту безобразную сцену, она крепко сжала зубы и с трудом сдержала слезы. Как она могла быть такой неосмотрительной! Это все ее вспыльчивый характер, из-за которого она и попадает в постоянные переделки. Правильно говорила ей нянюшка, что норов у нее как у необъезженной лошадки, и ей нужно научиться держать его в узде, не то жить ей будет тяжко.
И вот она лишний раз убедилась в правоте своей мудрой нянюшки! Ведь все могло закончиться привычным, почти родным карцером, если бы она поостереглась и не стала спорить с лордом Гросби при свидетелях. Когда она, разъяренная сверх меры известием о новых побоях матери, выскочила в парадный зал, рядом с отцом стоял незнакомый ей человек, на которого она не обратила внимания. Среднего роста, с воинской выправкой, в обычном черном костюме, он показался ей простым магом из свиты лорда.
А оказался принцем. Единственным братом короля. И это было ужасно. Потому что он молча выслушал все, что она яростно выговорила отцу, оценивающе поглядывая на нее. Усмехнувшись, задумчиво произнес:
– Не подозревал, что у вас такая хорошенькая дочь, лорд Гросби. И такая страстная. – Еще раз оглядев девушку со всех сторон, как выставленную на продажу племенную кобылу, насмешливо предложил: – Я вам обязан за помощь, лорд, и у меня есть достойная для вас благодарность. Место моей официальной фаворитки свободно. Предлагаю вашей дочери его занять.
