Бирюков Сергей Евгеньевич родился в 1950 г. в Тамбовской области. Окончил филологический факультет Тамбовского пединститута. Канд. филол. наук, доктор культурологии. Преподавал в Тамбовском государственном университете им. Г.Р. Державина. В настоящее время преподает в Германии, России и других странах. Известен как теоретик и практик литературного авангарда, исследователь русской поэзии XVII–XXI вв.
Автор многих книг. В том числе: «Муза зауми» (Тамбов,1991), «Зевгма» (М.: Наука, 1994), «Знак бесконечности» (Тамбов, 1995), «Року укор» (М.: РГГУ, 2003), «Ja ja, Da da…» (Leipzig, 2004), «Звучарь» (Нью-Йорк, 2004), «Авангард: модули и векторы» (М.: Вест-Консалтинг, 2006), «Sphinx» (Madrid, 2008), «Встречи на авеню Айги» (Paris, 2009). Основатель и президент Академии Зауми. Лауреат Международного литконкурса в Берлине, 2-й берлинской лирикспартакиады, международной литпремии им. А. Крученых. Член Союза российских писателей, Русского ПЕН-Центра. Участник международных поэтических фестивалей в России, Германии, Канаде, Македонии, Бельгии, Венгрии, Ирландии, Австрии. Выступления в Польше, Финляндии, Голландии, Сербии, Франции. Стихи переводились на основные европейские языки, ряд славянских, а также на турецкий, китайский и японский, печатались в журналах разных стран, входили в антологии, представляющие современную русскую поэзию. Инициатор, переводчик и редактор русско-немецкой антологии современной поэзии «Диапазон» (М., 2005), приглашенный редактор международного славистского журнала «Russian Literature» (Амстердам), соорганизатор «Пушкинских чтений» в Берлине (2008, 2009 гг.), организатор специальных секций на международных конгрессах по славистике, координатор ряда русско-немецких, а также русско-бельгийских проектов по современной литературе.
Помните, Маяковский сказал, что Хлебников – создатель «целой периодической системы слова»? Так вот Сергей Бирюков и вдохновенно продолжает создание этой периодической системы, и – параллельно – строит ее чертежи. Стихи Бирюкова отличает особая словесная музыка, которая заряжается из двух источников – фольклор и авангард. Поэзия Бирюкова полна диковинных и рискованных спряжек. Он, например, любит играть масштабами, что сродни и фольклору, в частности —лубку, и детскому творчеству, и, конечно, в первую очередь наироднейшему поэтическому родителю и радетелю великому «Председателю Земшара» Велимиру.
Бирюков никоим образом не исповедует «крученыховской» зауми ради зауми. Для него заумь – ступенька, обрыв вверх. Цель – он сам. Вот он, Бирюков, «проявляется» в словах: «голос может сорваться а душа жива…», а потом «исчезает в заумь», чтобы «проявиться» вновь, но уже в другой точке поэтического пространства. Чему принадлежит поэт – течению, стилю, школе? Слава Богу, принадлежит он все-таки себе самому, своему ощущению Бога и Бытия.
И совершенно замечателен… каталог разновидностей поэзии Сергея Бирюкова. «Поэзия зву-ву», безусловно, отличается от «поэзии крывры». Есть «амфибрирующая поэзия» – а есть «поэзия вытягивания нити смысла из смысла нити».
Поэзия Сергея Бирюкова, подобно творчеству Виктора Сосноры, представляет собой симбиоз чисто экспериментаторских текстов, использующих «сумму технологий», оставшуюся нам от исторического авангарда, с более традиционными, эстетика которых тем не менее впитала в себя итоги экспериментаторства. Жизнь показала, что только таким образом может соответствовать духу времени, а значит, сохранить себя, традиционный стих.
Людмила Вязмитинова, «НГ-Exlibris»
Поэтическое слово Сергея Бирюкова не только играет мускулами и демонстрирует энергию и эквилибристику культурного вызова. Это не стих с одним амплуа – репертуар доступных ему перевоплощений широк. Он в состоянии воспроизводить античные образцы – выпуклость, телесность слова, скульптурность эротики, гармонию соразмерности и покоя… В великолепной «Костроме», из двух частей: одна «Кострома» напевно-певучая («богиня Костромаа… Ом – аа…») – другая колючая, настороженно-ощерившаяся, цыганистая («кость, стрм, рома»). Завораживает, прежде всего, это «стрм»: этот «стройэлемент» кажется ядром русских заумных фантазий: он намекает на птичий быт-полет (застреха, стрепет), но и на некие темные (чреватые опасностью и возбуждающие привкусом риска) похождения поэтического слова (страсти, странный, страх, на стреме, острог, стража, стрекача, стремя…).
В целом же стих поэта, при всей «лирической иррациональности» (Татьяна Бек) – действительно «конкретный», технически оснащенный, аналитичный и конструктивно направленный. Биомеханика стиха. Химическая лаборатория: целеустремленный поиск неочевидных валентностей звуков. Характерны мотивы: шахматные, анатомические («Человек в разрезе»), производственные («Технология сонета»)… Кажется: магнит интонации собирает звуковую стружку в новые сочетания; жест актера убеждает в реальности, осязаемости этих фикций – вот же они, смотрите, пощупать можно!
«Есть различие между женским и мужским…» Похоже, Сергей Бирюков представляет своего рода мужской вариант зауми и языкотворчества.
Елена Тихомирова-Мадден, «Русский Берлин»
Заумные поэты тем и отличаются от почти всех традиционных, что их необходимо хотя бы раз услышать. Услышав, можно читать, ведь, читая, слышишь голос поэта. К таким поэтам я отношу в России прежде всего Сергея Бирюкова. Все его строчки проникнуты заумью заклинаний. Поэтический текст Бирюкова полон неожиданностей. Он свободен и смел. Сергей не ставит технических задач метрики. Рифма может быть в середине безрифменного текста, а может появиться вдруг в концовке. Такое чувство, что не он ищет рифму, а она его. Рифма может разбить так называемый смысл на два атома. Было «имя», стало – «им – я». Поэтические тексты порой не заканчиваются и последняя строчка живет дальше тем, что поэт ее не договорил, она попадает в бесконечность, вечные ритмы, Космос.
Валерий Шерстяной, Берлин
