Она: Борис?
Он: Что?
Она: Что делаешь?
Он: Слушаю Моцарта.
Она: Моцарта?
Он: Да.
Она: Брамса не слушаешь?
Он: Его я слушал вчера.
Она: Ты сказал, что любишь Брамса.
Он: Да, это верно.
Она: Почему же ты не слушаешь Брамса сейчас?
Он: Сейчас я слушаю Моцарта.
Она: Диск с записью Брамса на ночном столике.
Он: Знаю.
Она: Возле коробки с твоими лекарствами.
Он: Знаю.
Она: Почему же тебе не взять этот диск и не послушать его сейчас?
Он: Зачем сейчас?
Она: Тебе ведь нравится Брамс.
Он: Нравится.
Она: Так чего же ты ждёшь?
Он: Я не жду.
Она: И что ж, по-твоему, ты делаешь?
Он: Слушаю Моцарта.
Она: Почему Моцарта, если тебе нравится Брамс?
Он: Так мне хочется сейчас.
Она: Это что – жертвоприношение?
Он: От чего ты это взяла?
Она: Сейчас ты слушаешь Моцарта, вместо того, чтобы слушать Брамса.
Он: Я ещё жив. Слушать Брамса успею в другой раз.
Она: Доктор сказал, что тебе не следует отказываться от того, что нравится.
Он: Я так и делаю.
Она: Но почему-то ты сейчас слушаешь Моцарта.
Он: Сейчас я слышу и Моцарта, и тебя.
Она: Ты мне грубишь? Может, готов меня убить?
Он: Нет-нет, при Моцарте я на такое не решусь.
Я открыл глаза и, различив под потолком жидкий, настороженный свет, сбегал в туалет, умылся, поставил на газ чайник, включил компьютер. Прочёл сообщение: «Михаил Л., знайте же, обстоятельство таково, что в ближайшие часы, когда наступит время Судного Дня, я буду вынуждена из-за вас просить у Господа прощение. Эмилия».
Любопытно! В ответ мои пальцы забегали по клавиатуре компьютера.
«Г-жа Эмилия, наступление Судного Дня – время крайне серьёзное, когда каждому из нас следует покаяться в своих проступках, и Ваше письмо, женщины, с которой не имею чести быть знакомым, меня, признаться, погрузило в крайнее недоумение. Полагаю, Вы не станете меня осуждать за желание спросить, кто Вы и в чём состоит Ваша провинность перед Господом? Тем более – узнать, как это связано со мной. Михаил Л».
Эмилия отозвалась: «Михаил Л., работая поваром в приюте для малолетних преступников, я, поверьте, в недопустимом поведении людей кое-что смыслю. Словом, вчера, закончив читать ваш роман „Замри“, я пришла к мысли, что, несмотря на возраст, вам самое место пребывать в нашем приюте, ибо вы явились причиной совершенного мною греха. Эмилия».
Совсем уж любопытно!
«Уважаемая Эмилия, из вашего заявления я вынес, что, полагаясь на свой опыт, приобретённый за годы общения с теми самыми подростками, Вы каким-то образом обнаружили в лице автора романа „Замри“ природу преступника. Если дело обстоит именно так, то позвольте попросить Вас указать (во имя того, чтобы в будущем я избежал возможных преступлений) на наличие в романе того, что позволяет вам усмотреть во мне столь возмутительную личность. Михаил Л».
Ответ пришел незамедлительно.
«Михаил Л., мне давно за шестьдесят, и я устала от нескончаемой суеты,
вселенской лжи,
необходимости носить свое отяжелевшее тело,
ожидания прихода старости,
наконец, от накопившегося раздражения.
Всё, о чём я мечтаю – это выключить в себе разные чувства и приобрести душевный покой, а тут случилось так, что третьего дня я оказалась во дворе, чтобы сбросить содержимое из кухонного ведра в контейнер с мусором. И тут. Приоткрыв крышку контейнера, мне бросилась в глаза лежащая поверх нечистот книга. Конечно, я не могла позволить себе оставить книгу в столь неподобающем для неё месте. Она оказалась вашей, Михаил, книгой. Я перелистала несколько страниц, даже прочла прямо на месте. Взяв книгу домой, чтение продолжила. Дочитав её до конца, я почувствовала себя так скверно, как не чувствовала себя с тех пор, когда в далёкой юности мне довелось пережить минуты мучительной страсти. Ваша книга, да-да, вновь воскресила во мне те самые чувства, из-за которых я вновь не нахожу себе место. Стыдно признаться, но ваша книга вывела меня из состояния покоя, оглушила, погрузила в смутную тревогу, отчего я теперь вновь испытываю невыносимую дрожь в теле, боли в душе и обволакивающий голову девичий туман. За что это мне теперь? В моём-то возрасте. Эта мысль меня мучает, грызёт, изводит, и теперь я думаю, что допустила оплошность; лучше бы я вашу книгу оставила на том самом месте, откуда её извлекла. Надо бы вернуться к контейнеру, но ноги меня не слушаются. Всё, что я в силах сделать теперь, так это возненавидеть вас и просить Господа о прощении. Эмилия».
