Настя стояла у окна и смотрела во двор. Второй этаж идеальное место для обзора, и она так делала каждый вечер. Она не знала, да и не могла знать, что это невинное занятие обернется для нее совсем с неожиданной стороны, беда уже незримо караулила ее.
Светлые каштановые волосы девушки легонько раздувались от дуновений теплого ветра и щекотали открытые плечи, прикрытые лямками легкого, топика, а большие голубые глаза из-под длинных, дрожащих ресниц смотрели на мир открыто, восторженно и счастливо.
Девушка была приезжая. Она остановилась у дяди, главного пожарника Москвы, так он себя называл. Он обещал ее матери помочь Насте с поступлением в театральное училище. Сегодня с семьей он уехал в загородный дом, и ей было скучно и одиноко.
В тот год Москва, как и вся страна, жила запахом перемен и новых свобод. Открывали архивы и всплывали страшные злодеяния коммунистов всех мастей. И сносили памятники, и переименовывали улицы и города, и в обществе с новыми свободами и возможностями, поселялось безверие в реальные возможности власти управлять страной, так как люди потеряли все, что копили десятилетия, и откладывали на черный день, и зарплаты у людей стали нищенскими по сравнению с ценами в магазинах, в ларьках и на барахолках. Среди этого хаоса и безверия как грибы росли сомнительные кооперативы, и товарищества; и махровым цветом расцвела преступность, набившая руку на том, чтобы заменить государство в области взимания налогов с предпринимателей всех мастей и рангов. Но Настя была далека от всего этого, и столица вызывала у нее только чувство необъяснимой радости и душевного трепета.
Она стояла у окна, а на скамеечке во дворе сидел парень в джинсах и клетчатой рубашке и читал книгу. Он был худощав, но видимо спорт не был чужд ему. Мышцы, особенно в районе плечей у него были накачаны, а черты лица неправильные, но приятные. Все дополнял прямой нос и черные волосы, подстриженные коротко. Нижняя половина лица у юноши была с легкой небритостью. Не с той, что забывают побриться, а которую оставляют намеренно, тщательно удаляя ненужное. «Наверно тоже студент? Почему тоже? Сама еще ни дня не училась, а уже причислила себя к московским студентам, – расслабленно подумала девушка, – но он симпатичный!". У него была только одна странность, несмотря на лето руки его, были в тонких матерчатых перчатках.
Девушка широко открыла створки окна, поставила локти на подоконник и опустила голову на ладони. "Наверно студент живет рядом. Но он определенно ничего!» – опять пронеслась и запала у нее мысль. Вчера она тоже видела его. Он два или три раза, не спеша, проходил под ее окнами. "Если бы он жил у них в Чите, было бы неплохо". Парень видел, что она на него смотрит, но не обращал внимания. И даже иногда как-то криво и недовольно поглядывал в ее сторону, будто она мешала ему усваивать его литературу. "Конечно, это был какой-то московский задавака! В Чите бы они непременно познакомились. Парень ей определенно нравился, но это же Москва". Она разочарованно вздохнула и пошла, прилегла на тахту.
В субботу днем его не было, а вечером она открыла окно и вновь увидела его. Молодой человек был на месте и опять с книгой в руках, а рядом лежала спортивная сумка. «Пришел! Не запылился!» – уже как о знакомом подумала она, и опять поймала его быстрый недовольный взгляд. «Еще и нос воротит!! Воображала местный! Интересно, что у него в руках, учебник или какой-нибудь любовный роман? Наверно ему совсем не дают дома читать. Бедненький!».
Настя разыскала у дяди чистые листы ватмана, карандаш и резинку, тщательно вымыла разделочную доску, вытерла ее насухо и прикрепила к ней канцелярскими кнопками бумагу.
– Отлично! – одобрительно сказала она сама себе и вышла на лоджию, которая тоже выходила во двор. Она уже давно не рисовала, и карандаш плохо слушался пальцев, но, увлекшись, девушка почувствовала былую уверенность, и все стало получаться. Смелые штрихи ограничили зону головы. Легкие, едва заметные осевые – задали зону глаз, носа, волевого подбородка. Постепенно из этого хаоса черточек, линий все более явственно стали проступать черты лица молодого человека. Все было привычно. Задавака получался как живой. Она так и нарисовала его с немножко кислой физиономией. Взяв в руки импровизированный мольберт, она подняла его в одной руке повыше и стала, поглядывая на него, наносить завершающие штрихи, сравнивая с оригиналом. Она подспудно хотела привлечь его внимание. "А почему бы и нет!? – пронеслась быстрая спонтанная мысль в голове девушки. – Хочу я так! И все!" Но лучше бы она этого не делала, знала бы – не делала.
Парень, очевидно, заметил, чем она занимается, и буквально подскочил как пружина. Видно было, что он не на шутку встревожился и рассердился. Что-то, бормоча под нос, он торопливо пошел прочь и вскоре скрылся за старыми, со следами побелки, тополями, которые росли посреди двора.
– Ага! Не понравилось задавака! – с улыбкой, самой себе, сказала девушка, с удовольствием любуясь своей работой. – А поздно! … Поздно милый! – она еще больше расплылась в улыбке. – Портретик вот он! Уже нарисован и, по-моему, ты получился очень похож!
Ей нравилось рисовать, и она металась в своих увлечениях между театром и живописью. Думала поступать на худграф, но все-таки театр перевесил. «Так тебе и надо… обнимайся с тополями!» – мысленно вновь улыбнулась она и, сделав губы трубочкой, послала дурашливый воздушный поцелуй в ту сторону, куда скрылся молодой человек.
Но, задавака ушел, и сразу стало как-то скучно и невесело.
– Что делать?! Абсолютно нечем заняться? – невольно проронила Настя с вздохом и сладко и широко потянулась. – Как все-таки хорошо в Москве! Чудесное место это ваша Москва, совсем не Чита и парни неплохие ходят… Ходят и ходят…
Никто ей не ответил, и девушка почувствовала, что слегка проголодалась. Она прошла на кухню и попила чай с пирожками, которые сама пекла утром.
Длинные косые тени от деревьев становились все гуще и длинней и, наконец, сумерки потихоньку укутали двор. Почти стемнело, но фонарей еще не зажигали. Настя, скорей по привычке, опять подошла к открытому окну. И "О! Чудо!!!" … Она даже вздрогнула от неожиданности. Парень вернулся и сидел, как ни в чем не бывало на прежнем месте, и читал почти в темноте. «Чудной, да и только!! Что он там видит?! Странный такой! Может ему как-то дать знак, что я здесь? Пусть еще по психует! Он тогда становится таким милым и забавным. Студентишка!».
В это время из соседнего подъезда вышел погулять с небольшой собачкой, йоркширским терьером, грузный мужчина средних лет. Одет он был в дорогой импортный костюм Nike голубого цвета, но на ногах у него были тапочки. Судя по всему, он вышел на минутку и не собирался надолго задерживаться на улице.
