В тот день лифт опять не работал. Уставшие и недовольные жильцы, едва сдерживая свое возмущение, то скрипя, то пыхтя от безысходности, продолжали подниматься на нужный им этаж. Только Валерий Захарович, живущий на втором этаже, был воодушевлен этим в очередной раз случившимся событием и неторопливо расклеивал на лестничной площадке каждого этажа напечатанные им объявления. Он приветливо со всеми здоровался, обращая их внимание на повешенный листок бумаги с напоминанием о том, что впереди надвигалась зима, и пришло время в очередной раз собирать деньги на коврики для подъезда. Даже самому невнимательному и равнодушному соседу не удавалось скрыться от этих листовок с напечатанным текстом, аккуратно прикрепленных на недавно покрашенных стенах, и невольно приходилось каждый раз выхватывать взглядом все новые фразы с очередного объявления. Они как белые транспаранты на демонстрации мелькали в потоке поднимающихся по лестнице людей с призывом отдать частичку заработанного на всеобщее благо и преследовали каждого практически до двери, пока тот не скрывался внутри своего личного убежища.
Жильцы отмечали некую периодичность в поломке лифта: примерно раз или два за сезон, но неизменно, так и не определив причину, смиренно звонили в диспетчерскую, надеясь на быстрый ремонт столь нужного для них подъемного аппарата. Закончив важную миссию по оповещению соседей о сборе средств на крайне необходимую вещь для всеобщего пользования, Валерий Захарович спустился к себе на этаж, где полным ходом шли ремонтные работы по побелке потолка и поклейке обоев из новой коллекции в одной из трех комнат его квартиры.
Валерий Захарович, пенсионер и полковник Федеральной службы охраны в отставке, старался держать себя и окружающих в тонусе, периодически находя занятия то для себя, то для жильцов подъезда. Не успев закончить укладку паркета в спальне, он нанимал мастеров для ремонта коридора, потом, сделав передышку в виде организации покраски стен в подъезде за счет средств соседей, он, набравшись вдохновения, принимался за покупку английской мебели в одну из комнат, благо их у него было три, и всегда находилось то, чему требовался ремонт или обновление. Такие места, как кухня, ванная и туалет, пользующиеся у его семьи наибольшей популярностью, также время от времени не были обделены его вниманием. Когда всевозможные дела и переделки в квартире или подъезде неожиданно заканчивались, он рвался на дачу: к источнику бесконечных садово-строительных работ, тесня железным корпусом и опережая машины других дачников на дороге.
Проходя мимо мешков со строительным мусором, Валерий Захарович сморщился, укоризненно посмотрел на грязный, едва не расползавшийся на куски от старости коврик у входной двери соседки и вошел в свою квартиру. Он заглянул в комнату, где шел ремонт, окинул одобрительным взглядом свежепокрашенный потолок, стену с частично поклеенными цветастыми обоями, многозначительно покачал головой, тем самым хваля себя за правильный выбор материалов для отделки, и пошаркал по расстеленной на полу запылившейся газете в другую комнату, в этом году еще не тронутую ремонтом.
Он уселся в свое любимое английское кресло с высокой спинкой и большими растопыренными как у какого-то животного «ушами», положил одну руку на выпирающий бугром живот, другую – на плавно изгибающийся подлокотник, будто сравнивая ощущения от поглаживания двух разных материалов: мягкой, ворсистой байковой рубашки и гладкой, нежной телячьей кожи. Это стилизованное вольтеровское кресло современного исполнения цвета слоновой кости и другие заказанные по эксклюзивным каталогам предметы мебели и интерьера вносили в его жизнь удовлетворение и некую отстраненность от тех бытовых проблем, о которых ежедневно рассказывал ему висящий на стене плоский как стекло телевизор. Из коридора, как-то протиснувшись между запахами клея и краски, в комнату начал проникать аромат яблочного пирога с корицей, приготовленного его женой Галиной, и Валерий Захарович, вдохнув эту сложную парфюмерную композицию ремонтных работ и выпечки, почувствовал расслабление, умиротворение и еще больше погряз в своем глубоком мягком кресле. В отличие от Галины ему были не в тягость запахи, привносимые постоянным ремонтом, а наоборот, придавали сил и уверенности в том, чем он занимался.
Он закрыл глаза. Воображение моментально нарисовало приятную для него картину, как покорные жильцы подъезда приносят деньги на новые коврики: кто лично в руки, а кто опускает их в конверте в его почтовый ящик. На рынке им будут куплены дешевые сомнительного качества резиновые коврики, а несколько оставшихся с прошлого сезона будут взяты из его гаража. Он давно все рассчитал, и вырученной от этой несложной и привычной для него махинации суммы прямехонько должно хватить на последний взнос, которого ему так не хватало для покупки кожаной в цвет его любимого кресла подставки для ног из той же английской коллекции. Он ведь так давно присматривал ее в каталоге.
Неожиданно образ вожделенной кушетки рассеялся, а на его смену пришло ненавистное ему бренчание по клавишам пианино, доносившееся из соседней квартиры. Его соседка Светлана Ивановна, в прошлом учительница консерватории, как обычно что-то играла. Валерий Захарович не любил классическую музыку и любую даже самую виртуозную игру называл бренчанием по нервам. Он уже не мог расслабленно сидеть в кресле, и, подняв себя из его уютных глубин, гипнотически уставился на стену, разделявшую их квартиры, будто именно она производила те раздражающие его заунывные звуки. Жаль, что циклевание паркета в спальне было окончено, а то он бы ей показал, как нарушать его спокойствие достающими аж до самой селезенки стонущими и тягомотными нотами! Совсем помешалась на своей музыке! Лучше бы ремонт сделала! Тараканы так и прут из квартиры, и все ко мне. Развела грязищу! Валерию Захаровичу давно не нравилось соседство с этой, по его мнению, полоумной, вышедшей давно на пенсию одинокой консерваторской учительницей.
Тут ему вспомнилось, как однажды он, вооружившись специальным устройством для прослушивания, позаимствованным во время работы в Спецсвязи ФСО, пытался понять, что происходит по ту сторону стены, откуда периодически доносилось это нудное музицирование. Однако ничего кроме постоянных разговоров соседки его аппарат тогда не зафиксировал. Похоже, она говорила сама с собой, поскольку ответом на все ее произнесенные вслух вопросы и монологи была растворившаяся в квартире бедняцкая тишина. Только где-то поскрипывал годами не ремонтированный пол, монотонно капала из крана вода, истошно свистел чайник. С тех пор он стал считать ее полоумной.
