1 глава. Обитель кельтского семейства
Она смотрела, как солнце опускается к горизонту, и старательно стирала из сознания мысли, которые могли заставить её сомневаться. Сейчас, в первые дни лета, проживая в родительском доме, она могла думать только о том, как сильно она не хочет потерять своего возлюбленного. Весь мир казался ей дружелюбным, но жаждущим принести ей горечь разочарования. И, глядя в линию горизонта, она думала, где он может быть сейчас. Она ещё плохо знала его, но почему-то считала, что у их встречи есть какое-то сакральное значение, сам Бог когда-то поспособствовал их знакомству. На самом деле в её годы, если на неё обращал внимание мужчина, женщина невольно начинала верить в волю небес. Ей было уже двадцать семь, а она ещё ни разу не была замужем.
Отрываясь от дурных мыслей, как репейник от шерсти, она опустила взгляд и продолжила вязать. В её руках были нежного розового цвета пинетки для её маленького племянника, который появился на свет всего лишь полгода назад. Откуда-то издалека разносился детский плач, но она его не слышала – слишком глубоко в своих раздумьях она была. В любом случае это была соседская девочка – такой же новый маленький человек в большом мире. Её мать, толкая перед собой коляску, шла по дороге, и видно её было только сквозь просветы цветущей акации.
– Менди, – в комнату вошли, и она невольно опустила спицы, а затем обернулась через плечо, глядя на вошедшего. Это была её престарелая мать.
Ходить самостоятельно она уже не могла, поэтому опиралась на богатую трость из красного дерева, рукоять которой украшала морда льва из слоновой кости.
– Я Вас слушаю, матушка?
– Как я погляжу, ты наслаждаешься этим прекрасным летним днём, – она бросила короткий взгляд на пинетки, – так, словно тебе ещё нет и шестнадцати.
Девушка опустила голову, ей бы хотелось парировать слова матери, ответить в подобной же манере, но это было бы непростительной грубостью. Закусив нижнюю губу, Менди вновь перевела внимание на свою работу и продолжила вязать.
– И ты не ответишь мне? – строго произнесла женщина и прошла ближе, громко стуча своей тростью по деревянному полу. – Нечего сказать? Стыдно, да? – она облизнула сухие губы. – А стыдиться есть чего! Кому ты вяжешь пинетки?!
Холодная рука вдруг коснулась спиц, и послышался треск. Розовая шерсть оказался зажата в старческой, но уверенной руке, а затем пинетки вместе с небольшим клубком были брошены в другую часть комнаты.
– Матушка, – прошептала Менди, глядя на пустые спицы в своих руках. Это было единственным, что она смогла сказать, после она прикусила язык, понимая, что какие бы чувства ни всколыхнули внутри неё, ей необходимо молчать.
– Твоей сестре двадцать четыре, это её третий ребёнок. А ты? – женщина наклонилась в попытках заглянуть дочери в лицо. – Позорище! Щеголяешь в своих детских платьях и вяжешь пинетки чужим детям!
Не успела Менди что-то сказать, как позади послышался голос перепуганной прислуги. Она была примерно ровесницей Менди, и каждый раз, когда ей было необходимо обратиться к хозяйке, она выглядела так, словно её ждёт неизбежная гибель.
– Госпожа, миссис Блумфилд, – она была робкой, – Вас требует Ваш супруг.
В этот момент от облегчения Менди невольно закрыла глаза, в надежде, что её мать сейчас же покинет её. Но женщина не спешила, бросив на прислугу короткий строгий взгляд, она вновь обратилась к своей дочери:
– Скажешь потом спасибо своему отцу.
Она всё же направилась к выходу из комнаты, её трость с силой била по поверхности пола, а сама женщина продолжала что-то тихо говорить себе под нос, что-то про то, что её дочери никогда уже не оправдать родительских ожиданий.
Когда миссис Блумфилд вышла из комнаты, Менди поднялась со стула и окинула пол внимательным взглядом. Несмотря на негодование её матери, она точно знала, чего она хочет, поэтому, подняв наполовину распустившуюся пинетку и намотав обратно клубок, она вернулась на своё место. Связать подарок для племянника нужно было к их следующему визиту, а он был совсем скоро.
Менди повезло в том, что она совершенно не выглядела на свой возраст, большинство женщин, которые к этому возрасту обзавелись семьёй, выглядели значительно старше её. Ко всему она предпочитала использовать в своём гардеробе яркие, насыщенные цвета, их обычно выбирали девушки, которым едва исполнилось двадцать. Самым любимым платьем Менди было жёлтым, и после того как она его приобрела, чаще всего именно в нём ходила по дому.
Её мать не одобряла такие наряды, но надеялась, что они помогут её дочери найти избранника. Каждый раз, когда Менди выходила из своей комнаты, её матушка уводила глаза и старалась не акцентировать внимание на туалете дочери, в противном случае она не могла удержаться от едкого комментария. Отец девушки же ко всему относился лояльнее, и яркие наряды дочери его ни капли не смущали. Менди это не трогало, пусть внутри себя она испытывала благодарность за то, что хоть кто-то из родителей не осуждает её выбор.
Вид за окном ещё долгое время не менялся, и, только когда солнце было совсем близко к горизонту, комната стала погружаться в полумрак. Продолжать работу в таких условиях Менди не стала. Отложив вязание, она направилась в свою комнату. Ей было необходимо выспаться, так как к полудню ей было необходимо явиться в дом благо почтенной миссис Питерсон, которая несколько месяцев назад в первый раз стала матерью, и после увлекательных разговоров в её компании и других дам, она должна вернуться домой и продолжить вязание.
