« Последние спички зимы». (нач 19.11.23г – 22.11.23г.)
Памяти Ф. Кафки. и с благодарностью Х.Л.Борхесу.
Предисловие.
Я решила написать это предисловие, только потому, что после моих первых опубликованных книг, от меня ждут только фантастики. Через “ Письма пепла “ я пыталась объяснить – что то что я писала в “ Служебном входе», в «Беззаветном» – это не фантастический взгляд на мир, а метафизический. Сейчас он развился в уже иную, более серьезную форму.
Мой новый рассказ “ За спичками» относится именно к этой категории. Я долго шла к нему. Еще в прошлом (2022 году) я погрузившись в мир Борхеса, альтернативную литературу и размышления, я выбрала для себя этих собеседников «первого ряда», те кто всегда со мной, лучших философов – метафизиков современности- И. Бродского, Ч. Буковски и Х.-Л. Борхеса. С их помощью, читая, размышляя, ведя свой собственный внутренний диалог, я создала Вселенную свой души запертую в ограниченности Вавилонской Библиотеки. До конца осознать человеческое право и стремление к свободе и независимости, мне помог осознать уже этот год, который я посвятила изучению философии Античности, Возрождения и экзистенции ХХ века.
Если кто то прочитав мой новый рассказ спросит почему же в нем нет Борхеса, я отвечу так :– Борхес основатель стиля Вавилонской Библиотеки, формы мистификации, он единственное связующее звено с кораблем Библиотеки, частью которого ему пришлось стать. Он, думаю, не испытывает такого разочарования от потерянной свободы смысла, о которой скорбят мои собеседники.
Дали я взяла в тайные «собеседники “, он слишком богат для того чтобы сидеть с метафизиками на продавленных диванах. Он очень «шоу», он очень «медиа», но он так стебется над правильностью буржуа, что я не могла не пригласить его. Пророк абсурда и мира сюр, «мира над миром» принимает метафизику как тайное учение о котором не должен знать продюсер. Поэтому я поместила его за ширму.
Переписчики- переводчики Немцов и Медведко перестали быть забавными. Они сгорбились и «погасли» под скрежет шестигранника.
В мой абсурдно- метафизический мир антики и гуманисты прорвались как свежий ветер- в затхлый мир предсказанности жребия Вавилона. Именно после знакомства с ними я окончательно отказалась от выбранного для меня жребия.
Даже в мире экзистенциалистов нет такой свободы, какую открывают, (как дверь ногой) гуманисты и писатели Возрождения. Все они, как писал А. Вознесенский – «ренессансно одарены», не останавливаясь ни на одном жанре, ни на одном искусстве, ни на одном разделе науки.
Мой взгляд на мир так и остался метафизическим и я никогда не напишу реалистичного романа или повести. Я, как та самая «Третья сущность» “ Изумрудной скрижали», буду ткать свои произведения соединяя Небо с низкой природой, спускаясь и поднимаясь по этой лестнице бесконечного движения жизни.
С уважением автор., – Сорока Елизавета.
*******
«И из земли забил источник. Он вырывался в поток, бурлил и все, что только было на Агоре, все засияло цветами небесного моста, цветами божьего присутствия именем семь. Сам жезл, что кинула она в землю покрылся плодами. ТО была олива -символ вечной мудрости мира.– “ Да будет здесь великий город моей воли, силы и мудрости, крикнула она вопреки грому Отца. Змея спустилась с ее золотого щита и влилась в поток мудрости».
Немцов бросил перо, закрыл книгу и встал. За окном вьюжило, зима приходила ранняя. Он подошел к окну и прислонился разгоряченным лбом к стеклу. От его дыхания стекло запотело маленьким островком. «Окна надо бы заклеить» – подумал он, почувствовав тонкий, свистящий сквознячок из щелей деревянной рамы. Он так и не поставил пластиковые, хотя Библиотека и лично Инквизитор готовы были все оплатить. Лучший переводчик Вавилона должен жить в комфорте, чтобы ничто не отвлекало его от долга искажений. Искажения Немцова были настолько правдоподобны, что не вызывали подозрений даже у долгожителей., а для искателей жребия вовсе не было никаких сомнений. Все его переводы можно было выдавать за истину и форма никак не противоречила содержанию.
Внизу, по двору с большим мусорным ведром, сжавшись от холодного ветра, трусил Медведко. Последний год они почти не общались. Переводы «Пыхтелыча “ ценились невысоко, а компиляция и искажения были настолько примитивны, что научный отдел В.Б. разорвал с ним контракт. Медведко завидовал Немцову. Немцов это знал, но теперь его это совсем не пугало. Библиотека любила соперничество и нездоровую конкуренцию, вплоть до ненависти. Все это подленькое чувство не давало людям сойтись поближе и главный принцип режима “ Больше двух не собираться» соблюдался неукоснительно, как то естественно, сам по себе.
– «Совсем сдал старик» – полушепотом сказал Немцов. Стекло снова запотело. Он быстро стер остатки своих наблюдений как огненные буквы Валтасара.
До новогодней жеребьевки Вавилонской Лотереи он должен был сдать свой перевод. Новый перевод Порфирия “ О восхождении души». Потерянная рукопись, найденная искателями в Геркулануме.
Работа шла с трудом, искажать и исправлять становилось все труднее. Утерянный Порфирий это вам не Буковски, ни Паланик. Немцова смущал логичный и непримиримый старик упорно искавший истину, где ее уже давно нет. Время еще было, но какая то невыразимая тоска грызла Немцова каждый раз когда он доставал из сейфа гусиное перо, обмакивал его в бронзовую чернильницу и начинал писать. Для перевода Порфирия Библиотека выдала перья. Это было ужасно неудобно и он с тоской вспоминал пишущую машинку Буковски.
