– Итак, продолжим! – кричит Бернард.
Он вставляет в револьвер новый патрон и прокручивает барабан. Затем передает его мне. Я беру в руку липкую от крови рукоятку. Все мое тело трясет от страха, который я уже не могу контролировать.
– Тридцать секунд! – кричит Бернард. – Время пошло!
Я оглядываюсь назад. Прорезиненный халат стоящего за мной мужчины испачкан кровью вперемешку с кусочками мозгов. Подношу револьвер к виску и зажмуриваюсь. Он еще горячий после последнего выстрела. Ну вот и все. Я ощущаю, как с сорокового этажа лечу вниз. Ветер бьет по вискам. Голову разрывает от перегрузки. Я пролетаю мимо этажей, в которых трудятся сотни людей, работающих практически без выходных, чтобы оплачивать счета по кредитам и иметь возможность набирать раз в неделю в супермаркете тележки со жратвой. Эти люди живут той жизнью, которую я всегда презирал, но теперь она мне кажется чем-то вполне приемлемым. Теперь я точно знаю, что мог бы прожить такую жизнь и быть вполне счастливым человеком. Этажи продолжают мелькать. Асфальт близок, я уже могу различить окурки, лежащие на нем. Он приближается слишком быстро… Слишком. Вдруг внутри меня что-то щелкает, я слышу собственный голос: жми!
– Четыре, три, два!
Я чувствую ледяной ствол, давящий мне в затылок.
– Жми курок!
– Ты идешь? – Визгливый голос Андрея отрывает меня от размышлений. Андрей бездарно протирает штаны и свою жизнь за столом, расположенным у кулера в подразделении элитной недвижимости.
– Куда?
– День рождения Большого Босса. Все уже пьют.
– А, да, точно. Наш всемогущий босс. Нет, не смогу.
– Пытаешься сгореть на работе?
– Смешно. У меня показ объекта через час.
– Ну… значит, оторвемся без тебя.
Он усмехается. С его точки зрения, продинамив день рождения босса, я окончательно закрыл себе путь по карьерной лестнице, а значит у него теперь больше шансов занять кабинет директора подразделения элитной недвижимости – тот пустует уже неделю.
Мысленно наклеивая золотые буквы со своим именем на дверь кабинета, в предвкушении того, что он гордо называл отрывом, Андрей исчезает из поля видимости. Недалекий, страдающий от всевозможных комплексов Андрей относится к многочисленной армии мужчин, не пытающихся развивать мозги, и поэтому даже в тридцать пять его самый крутой отрыв состоит в том, чтобы выпить пять кружек чешского или немецкого пива и покричать на футболистов в телевизоре – он-то, в отличие от них, всегда знает, как надо играть. Ну и еще рассказать пару заранее заготовленных анекдотов и с их помощью хоть на пару минут ощутить себя центром вселенной.
Если бы он только догадывался, чем занимаюсь я, он не стал бы предлагать мне отрываться с ним и еще парочкой таких же уродов, появившихся на свет по дикой халатности их родителей. Но он этого не знает, не знает никто в этом огромном офисе с ламинатом под выбеленный дуб на полу, обоями под покраску на стенах, мебелью IКЕА и бездушным офисным освещением на потолке, расположенном на тридцать восьмом этаже, на сто шестнадцать метров ближе к небесам. Не знает, потому что я тщательно скрываю свою вторую жизнь от всех, с кем мне приходится работать, общаться, от тех, кому продаю или сдаю в аренду элитные квадратные метры жилья. Для них я – белая ворона в этом давно прогнившем мире, с его убитыми моральными ценностями. Здесь, в офисе, я не пью, не употребляю наркоту, не курю, не участвую в их сомнительных поездках в баню с девочками, ем только здоровую пищу и никакого фастфуда. Никогда не опаздываю и всегда выполняю план по продажам. Здесь, на тридцать восьмом этаже, у меня безупречная репутация. Когда в курилке после обеда они взахлеб рассказывают о своих хобби, увлечениях, своих слабостях, пороках и о том подростковом бреде, который они называют сексуальными извращениями, одним словом, обо всей той чуши, на которую они просаживают лучшую часть жизни, часть, которую не сжирает работа и сон, я только молча улыбаюсь уголком рта.
Мы все выбираем свой образ жизни, точнее, думаем, что выбираем, так как на самом деле для подавляющего большинства он уже предопределен. В какой-то, довольно небольшой, мере основы нашей модели поведения в обществе закладываются в школе и родителями, но в большей степени они, еще с детства, формируются благодаря фильмам, сериалам, новостям – одним словом, с помощью СМИ. На сегодняшний день именно этот инструмент больше всего определяет нашу жизнь, наши страхи, наши увлечения, отношение к деньгам, к жизни, к противоположному полу и многое другое. Поэтому все члены общества так похожи друг на друга. У них одни и те же жизненные приоритеты: дом, семья, работа, отдых в выходные с семьей или от семьи. Все сделаны словно под копирку. Одни занимаются спортом, другие смотрят спектакли, третьи пьют пиво в баре, но это абсолютно ничего не меняет – утром в понедельник они все проснутся и пойдут на работу. На мое счастье, СМИ прошли мимо меня, у меня не было привычки читать газеты, потому что отец их никогда не читал, я не смотрел телевизор, потому что у родителей на него не хватало денег. Не было телевизора в юности: я пару раз порывался его купить, но тогда все деньги уходили на девчонок. В зрелом возрасте, когда я обзавелся семьей, у меня были расходы поважнее телевизора, к тому же жена предпочитала художественную литературу в твердой и мягкой обложке. Поэтому, в отличие от моих знакомых, в моей жизни не было потока дерьма, льющегося из всевозможных СМИ. Не было потока новостей и мудрых советов о том, как вести себя в жизни, где та нравственная грань, за которую нельзя заходить, какие ценности выбрать. СМИ не смогли оказать влияние ни на мое поведение, ни на жизненные приоритеты. Так что не надо меня винить за то, что я совсем не похож на вас, а если и похож, то лишь в совсем малой степени.
Здесь, на тридцать восьмом этаже, я не пытаюсь найти себе ни друзей, ни любовниц и не хочу продвинуться по карьерной лестнице. Меня совсем не мучает совесть за то, что я бездарно трачу жизнь с десяти до семи, что я офисный планктон, – поверьте, это не самое плохое, что может быть. Единственное, зачем я здесь, – это чтобы два раза в месяц получать в конверте топливо, топливо, необходимое мне, чтобы тратить лучшую часть жизни, с семи до десяти, на что-то по-настоящему стоящее. То, что однажды ворвалось в мою жизнь и изменило ее навсегда, спасло от той жизненной рутины, в которую незаметно для себя годам к тридцати пяти – сорока проваливаются все члены социума, активно потребляющие продукцию СМИ.
