Государь или послушник.
Однажды мать Иосифа Джугашвили пришла в Тифлисскую Духовную Семинарию и попросила начальство отпустить с ней сына до конца дня по неотложным семейным делам.
Руководство пошло навстречу, и вскоре они уже шагали по узким и кривым Тифлисским улицам.
Иосиф поинтересовался, далеко ли они направляются и что это за семейные дела.
– Потерпи, – сказала мать. – Сегодня ты узнаешь очень много важного для себя. Сегодня ты узнаешь правду о своём отце!
– Об отце? Зачем мне эта правда? Вспоминать его не хочется… Как он относился к тебе!
– Тот, о ком ты подумал, не был твоим отцом! – обронила мать загадочную фразу.
– Что? Я не понимаю…
– Потерпи. Недолго осталось. Вон, видишь особняк? Там нас ждут… Просто прошу тебя – ничему не удивляйся. Сегодня ты увидишь очень близких друзей твоего отца – настоящего отца. Они тебе о нём всё расскажут!
Конечно, эта краткая информация ничего не открыла и ни к чему не подготовила – разве только к тому, что Иосиф решил ничему не удивляться и выслушать всё, что собираются ему сказать незнакомые пока люди. Он даже не стал расспрашивать мать, что это за странное заявление. Какой ещё такой, неведомый и тайный отец? Ведь он до сих пор считал своим отцом Виссариона, от которого никогда и ничего хорошего не видел и от которого натерпелась мать.
Особняк богатый. У входа швейцар. Иосиф отметил, что Екатерину Георгиевну он, судя по тому, как встретил, знал давно. Никаких вопросов не задавал, а сразу предложил пройти в гостиную на второй этаж:
– Ну вы знаете, в белую гостиную! – сказал он, поклонившись.
Мать и сын поднялись по мраморной лестнице. На втором этаже встретила горничная, которая распахнула перед ними дверь.
За покрытым светлой скатертью круглым столом Иосиф увидел двух незнакомцев – один был в полковничьем мундире, второй – просто в обычном гражданском костюме, подчёркнуто опрятном, хорошо подогнанном. Оба встали. Подтянутость и стройность полковника не удивили. А вот под гражданским костюмом второго незнакомца Иосиф безошибочно определил ту же самую военную выправку.
– Присаживайтесь, Екатерина Георгиевна, – с почтением, обращаясь к матери Иосифа, сказал полковник. – Вот здесь будет удобнее, – он придвинул стул и, повернувшись к Иосифу, прибавил: – И вы присаживайтесь, господин семинарист. Какой вы уже взрослый!
– И какое поразительное сходство! – прибавил второй незнакомец, подошедший ближе и неожиданно положивший на стол перед Иосифом фотографию военного в генеральской форме.
Иосиф взял фотографию, внимательно посмотрел на лицо генерала, от которого повеяло чем-то неизъяснимо родным, тёплым.
– Кто это? – вырвалось у него.
– Ваш отец! – пояснил человек, положивший фотографию. – Ваш отец, генерал-майор Генерального штаба Николай Михайлович Пржевальский!
– Где же он? Он тоже приехал? – спросил Иосиф, решив, что его просто таким образом хотели подготовить к важной встрече.
– К сожалению, он погиб, – вздохнув, сказал полковник, – погиб за Россию, за Веру, Царя и Отечество. Он, талантливый учёный и блестящий разведчик, отравлен на боевом посту – отравлен англичанами…
– Но как же? Мама? – Иосиф повернулся к Екатерине Георгиевне, словно желая найти подтверждение тому, что услышал.
Она лишь кивнула – мол, всё правда!
– Ваш отец был в Гори, – продолжил полковник, – Лечился после очередной экспедиции в Тибет. Жил у князя Маминошвили.
Он назвал год лечения – 1878-й. Иосиф посмотрел на мать, словно снова спрашивая, так ли это?
– Князь Маминошвили наш дальний родственник, – сказала Екатерина Георгиевна. – Я часто гостила в его доме. Было мне тогда двадцать два года. С Виссарионом дела не ладились. Дети, которые рождались в семье, умирали. И вот приехал Николай Михайлович! Приехал в начале года, прогостил в феврале и марте. Я как раз была у князя Маминошвили. С Виссарионом мы уже расстались. Встретились с Николаем Михайловичем и полюбили друг друга. Очень полюбили. А в декабре – девятнадцатого числа, на Николин день, родился ты! Мы мечтали о будущем, но… когда тебе было всего лишь десять лет, в семьдесят восьмом году, Николай Михайлович погиб…
– Я родился в семьдесят восьмом году?
– Да! Но записали семьдесят девятым годом. Нужно было скрыть, кто твой отец.
– Ведь он не просто генерал, дворянин – он сын императора Александра Второго, – пояснил полковник.
Трудно сразу переварить такую информацию, обрушившуюся на юношу, до сей поры полагавшего себя выходцем чуть ли не из самых низов, откуда удалось пробиться благодаря незаурядным природным способностям, позволявшим легко проходить даже сложнейшие предметы Духовной Семинарии.
Иосиф был в замешательстве. Что-то надо было спрашивать, что-то уточнять. Но столько нужно было спросить, что и не знал с чего начать.
– Что же случилось? Как погиб…, – он сделал паузу и наконец вымолвил то, что непросто вымолвить вот так, неожиданно: – Как погиб отец?
– Он выполнял важнейшую государственную задачу, – пояснил полковник, – Позади были четыре экспедиции. Впереди – пятая, во время которой предстояло дойти до столицы Тибета города Лхасы. Не просто дойти, а этим походом распространить влияние России на тот обширный район, стратегически важный в ближайшем будущем. Вот тогда-то англичане и постарались. Отравление Николая Михайловича сорвало достижения грандиозных планов.
Иосифу пока ещё трудно было охватить то огромное, важное, что было в планах отца. Пока он в большей степени верил на слово, потому что не верить этим людям, к которым привела его мать, не мог – они были не только симпатичны, они были не только очень расположены к нему, они внушали полное доверие.
Снова заговорил полковник:
– Я по поручению вашего отца, юноша, опекал вас с самых ранних лет. Ему это было сложно. Служба в разведке занимала всё время без остатка. К тому же он понимал, что враги будут мстить не только ему самому, но и его близким. Коварства англичанам не занимать – это бессовестные, беспринципные, жестокие и низкие люди. Запомните это, юноша. На всю жизнь запомните. Я продолжал опекать вас и тогда, когда Николая Михайловича не стало – на смертном одре он просил меня об этом. Ты вырос грамотным, хорошо подготовленным к испытаниям человеком. Нам известно, что ты интересуешься, – полковник незаметно перешёл в обращении на «ты», – не только духовной, но и светской литературой и что в кругу твоего общения немало бесовского отродья, с которым я, кстати, боролся, борюсь и буду бороться всю жизнь.
– Бесовского? – переспросил Иосиф.
– Ты читал роман Достоевского «Бесы»?
– Да, да, конечно. Потому и переспросил. Но разве ж мои знакомые из этой стаи?
